К счастью, после первого посещения опекун появлялся не реже, чем через день, иногда даже оставаясь ночевать.
— Старые воспоминания? — не удержалась от замечания я, в очередной раз заметив, что Шас не собирается уходить.
— Нет, меня не настолько тянет обратно в лабораторию, — ничуть не обидевшись, хмыкнул опекун. — Но среда, поддерживаемая в твоём вольере, ближе к моему оптимуму, чем та, что в квартире.
— Почему? — заинтересовалась я. — Я думала, что ты выбирал жилье с подходящими тебе условиями.
— Нет, я брал в расчёт много факторов. Цена, удалённость от места работы, расположение, комфортность и так далее — по совокупности та квартира для меня оптимальна. Можно было бы создать и больший комфорт, но не хочется идти на достаточно большие траты. Возможно, когда-нибудь, когда буду проводить дома больше времени… Хотя тогда правильнее переехать в другое помещение.
Как и на Земле, многое упирается в деньги. Неприятно, но ничего удивительного.
— Нужный тебе оптимум слишком дорого стоит?
— Не то, чтобы слишком, — пожал плечами Шас. — Но я действительно не очень много времени провожу в квартире, а экономя на ней, легче накопить свободные средства на избавление от неприятностей, если такие возникнут. Да и вообще, — опекун улыбнулся, — если бы квартира была без огня, я бы даже временно сюда переехал — благо имею право.
Я только головой покачала, в очередной раз удивляясь вывертам мышления тартарцев. Однако, независимо от причины, по которой Шас так часто приходил в вольер, это радовало — за неполные три месяца я сильно привязалась к опекуну. И уже сейчас понимала, что расставание дастся тяжело… особенно если после окончания рабства по контракту прервутся все отношения — и мы снова станем чужими друг другу.
Однажды, из любопытства поискав договоры, аналогичные моему, выяснила, что белокерманский посол не обманул: обычная плата временному хозяину превышала причитающуюся Шасу почти в четыре раза. Из-за этого снова возник вопрос: почему, собственно, опекун согласился на такие условия? Тем более, что, как я теперь понимаю, он не врал и наверняка, если бы захотел, и без этого смог бы получить надо мной власть.
— Да, мне наш договор невыгоден, — кивнул Шас. — Говоря грубо, я работаю себе в ущерб.
— Тогда почему? — повторила я вопрос.
Опекун прикрыл глаза и некоторое время молча лежал на сене.
— Мы — химеры. Не представители какого-то вида, а особые, очень необычные, существа. Каждый из нас уникален и неповторим. Это наша сила. и это же наша слабость, — тихо сказал он. — Одиночке очень сложно выжить в обществе. В Чёрной Дыре люди часто объединяются в группы по видовому принципу — так легче устроиться. Представителям одного вида проще понять друг друга, найти общий язык… даже полукровки, помеси и мутанты создают свои общества.
Кажется, я начала понимать, к чему ведёт Шас.
— Мы очень сильно отличаемся друг от друга, но у всех химер есть нечто общее, — продолжил опекун. — Нас очень мало, каждый из нас начинал свою жизнь рендером… и все мы вынуждены иначе смотреть на жизнь. Может, ты этого и не знаешь, — Шас повернул голову и посмотрел на меня, — Но ты попала в Белокерман, страну, политика которой поддерживает рендеров намного лучше, чем в других местах. А если смотреть в целом, то выживает очень малый процент рендеров и ещё меньший — приспосабливается. Химеры и так большая редкость, а если пустить их адаптацию на самотёк — то нас и вовсе почти не останется. Поэтому мы стараемся поддерживать друг друга. Ты — химера, именно по этой причине я и согласился заключить невыгодный мне контракт. Мой хозяин, тот, который приобрёл меня после окончания исследований, тоже был химерой. Как, когда-то, и его. Я считаю их дело правильным и стараюсь его продолжать, — он снова посмотрел на меня. и на сей раз в его взгляде мне почудилось предупреждение. — Мы — высшие существа. Единственные истинные аборигены Чёрной Дыры. Химеры есть только здесь, и их никто не смог клонировать или создать искусственно — хотя пытались не раз. Чтобы нас не стало меньше, надо помогать новым химерам стать цельными, уважаемыми и ценными членами общества. А ещё следить, чтобы никто не опозорил достойное имя химер, — голос опекуна повеял нешуточной угрозой. — Поэтому мы постараемся уничтожить любую химеру, которая позорит наш народ.
Я с опаской отодвинулась от Шаса. Обычно спокойный и выдержанный, на сей раз он говорил яростно и очень эмоционально.
Заметив мою реакцию, опекун скупо улыбнулся и продолжил уже гораздо тише и мягче.
— На самом деле требования невелики, да и навязать их всем мы всё равно не можем. Не обращай внимания на мою вспышку, — Шас горько хмыкнул. — Так получилось, что обе части меня в своё время были рьяными защитниками своего народа и патриотами… каждый своего вида. А наши виды — заклятые враги, ненавидящие и презирающие друг друга многие поколения, с готовностью пользующиеся слабостями и подстраивающие подлости своим многовековым противникам. Для нас обоих потеря самих себя была очень большим шоком. То, что ты сейчас видела — своего рода компенсация: нам надо было за что-то зацепиться, чтобы пережить превращение в химеру и объединение с представителем принципиально враждебной цивилизации — иначе мы бы навсегда остались в «сумасшедшем» виде или вовсе погибли. Переключиться получилось не сразу, но всё-таки удалось… — опекун долго молчал, погрузившись в воспоминания, а потом улыбнулся. — Тем более, что химерам действительно есть чем гордиться. Мы очень живучие и выносливые, обычно имеем широкий спектр способностей, в том числе редко встречающихся. А ещё одним из главных доказательств нашей принадлежности к высшим существам может служить то, что трое из пяти лидеров-основателей гигантских государств — химеры. Трое из пяти! — с нажимом повторил Шас. — Сравни с долей химер в рендерах и учти, что химерами не рождаются. Вот и подумай, какова вероятность того, что такое соотношение — чистая случайность?
Опекун прав: статистика выглядит совершенно неправдоподобно для случайности. Может, и глупо, но доводы Шаса здорово подняли самооценку и заставили гордо расправить плечи: всё-таки очень приятно принадлежать к чему-то уникальному и в чём-то ценному… пусть и не настоящему народу. Я невольно улыбнулась. К сожалению, вскоре это чувство ушло, хотя и не бесследно. Но наверное, и к лучшему. Не считая себя победителем, легче реально оценивать силы и не хвататься за то, что пока недоступно.
Позже, раздумывая над словами опекуна, я примерила ситуацию на себя и искренне восхитилась разумностью, а также силой воли двух сосуществующих в нём личностей. Если они и их предки не просто принадлежали к разным видам, а действительно воевали и очень плохо относились друг к другу, то какие усилия им приходилось прилагать, чтобы удержаться и не вступить в борьбу? А главное — оба ещё и сообразить должны были быстро. Очень быстро. В свете этого уже на так важно, сколько времени Шас провёл в «сумасшедшем» недееспособном состоянии — он всё равно достоин уважения.
После вечернего душа я долго смотрела в зеркало и улыбалась. Своим мыслям, а ещё — той, второй части меня. Послушав опекуна, удалось понять, что моя проблема на самом деле на так уж велика. Да, мы принадлежим к разным видам, но, по крайней мере, не были врагами друг другу. Между нами нет многолетней ненависти, которую пришлось бы перебарывать, Шас вон, даже про симпатию что-то говорил. А значит — мы сможем жить вместе. По крайней мере, у нас… у меня есть хороший шанс.
24 октября — 12 декабря 617132 года от Стабилизации