Его губы нависли над моими, внезапно поджигая подавляющую нужду в поцелуе. Сколько еще он будет дразнить меня и не целовать? Сколько он будет придвигать меня ближе, шептать своим вкусом по моим губам и не выполнять ничего?
— Я сказал, что ты не сможешь снять его, — он провел пальцем до задней части воротника, легонько оттягивая его. — Нет ни одного возможного способа снять его. Ни ключей. Ни трюков.
Я ахнула, делая небольшой шаг назад, когда вертиго затуманил мое видение.
— Должен быть способ снять его.
«В конце концов, вы же сняли это с тела моей матери».
Джетро мрачно улыбнулся.
— О да, украшение снимется, когда больше не будет так плотно прилегать к чему-то настолько же совершенному как твоя шея. — Его красивое лицо искривила злобная гримаса. — Подумай о старинных наручниках, мисс Уивер, — он просунул два пальца под воротник, душа меня. — Они становились плотнее и плотнее… — он попытался просунуть третий палец, но не вышло. Темные пятна заплясали перед глазами.
Мое сердце подпрыгнуло и екнуло.
— Он должен вращаться на тебе только тогда замочек откроется и будет готов на ком-то закрыться.
Страх, который я спрятала глубоко внутри, вырвался и сковал меня. Мои колени подогнулись, безнадежно превращая гнев в ужас. Если я не смогу заставить Хоук заплатить за это, кто потом наденет его?
Кто?
Еще не рожденная дочь Вона? Сестра, о которой намекнул Дэниель в машине, но я не знала правда это или нет?
Джетро поймал меня и положил обратно на кровать.
Моя жизнь перетекла в иное русло. Мой путь, моя судьба, больше не принадлежала творчеству, дизайну или моде.
Никогда я не понимала этого так ясно.
Моя судьба — причина, по которой меня поместили на эту землю — остановить этих мужчин. Положить им конец. Раз и навсегда.
Больше не будет тех, кто наденет Воротник Уивер. Больше не будет жертв этого смехотворного, садистского долга.
Лед, который жил в душе Джетро, просочился в мою и на сей раз… остался там. Больше не было Кайта, чтобы помочь мне воспарить или надеяться как наивная девочка, которой я раньше была. Я поглотила этот холод, позволив ему проникнуть и пропитать меня.
Я заставлю его заботиться обо мне.
Мой желудок скрутило от этого обещания.
Я заставлю его полюбить меня.
Мое убеждение не было нерешительным или шатким.
И затем я разрушу его.
Моя клятва была неразрывной, прямо как мой бриллиантовый плен.
— Поцелуй меня, Джетро.
Джетро застыл, его глаза расширились.
Он попытался выпрямиться после того, как осторожно опустил меня на кровать. Но я схватила его за рубашку, удерживая.
— Поцелуй меня.
Его глаза расширились, глубоко внутри них бушевала паника.
— Отпусти меня.
— Если уж мы женаты этими договоренностями, тщательно проработанным будущим и связаны прошлым, то зачем мы боремся с притяжением? Почему не сдадимся? — дернув его за рубашку, я вынудила его придвинуться ближе. — У нас есть несколько лет, прежде чем все кончится. Годы, чтобы трахаться и получать удовольствие. — Облизывая губы, я замурлыкала. — Зачем ждать?
Отрывая мои пальцы от своей рубашки, он отстранился, ярость и замешательство сравнялись в его взгляде.
— Замолчи. Тебе больно. Тебе нужен отдых.
Я рассмеялась, неспособная скрыть маниакальность в своем голосе.
— Ты хотел трахнуть меня в оранжерее. Теперь я не говорю тебе «нет», — я развела ноги, кроме бинта, обернутого вокруг моей груди, я была обнаженной.
Взгляд Джетро опустился к моей обнаженной киске, он стиснул челюсть.
— Поцелуй меня. Возьми меня. Покажи мне, что ты первый из мужчин Хоук пометил меня. — Мой желудок сжался от этой похабности, что я несла.
Но я дала клятву. Я планирую пройти через всё.
Опустив голову, я позволила завесе волос скрыть один глаз.
— Давай кое-что проясним прямо здесь и сейчас. Мы боремся. Мы ненавидим друг друга. Но это не значит, что мы должны позволить семье диктовать каждое наше действие.
Гнев заполнил мой желудок. Он хотел меня. Я знала это. Он бы не кончил мне на спину, если бы не хотел. И что-то внутри меня — какая-то всезнающая часть — подсказывала, что все не так, как кажется. Иногда он был таким уверенным — решительным и непоколебимым веря в то, что говорил, а иногда, это была ложь. Огромная ложь, которую он пытался скрыть.
— Я сказал тебе в кофейне. Если когда-нибудь я возьму тебя, это будет на моих условиях. Чертовски жестко и неукротимо. Я не поцелую тебя, не прикоснусь — потому что мне плевать. Я просто, черт побери, возьму тебя, и ты пожалеешь, что насмехалась надо мной.