– Вы же зачем-то сюда пришли? Уже седьмой год подряд – завидное упорство, хотя я не вижу в вас надежды. Ну так что? Назовите мне что-то, что бы вы вручили секретному агенту. Чтоб никто не догадался что это! От этого зависит ваша судьба!
Что-то секретное, необычное, убийственное. Семь лет подряд. «Ну извините!» – хотел он крикнуть, но сдержался. Извините уж, он упорный. Есть ради чего стараться, деньги нужны на лекарства. А тут они приходят и задают тупые вопросы!
– Отвечайте! – практически приказал Вааль.
Эрик скользнул взглядом по комнате, и назвал первое, что попалось на глаза:
– Тапочки.
– Что, простите? – удивленно переспросили оба Гончара.
– Тапочки, – повторил он. – Ими можно убить. Можно затолкать врагу в глотку, можно сделать их скоростными, и зашибить его. А если взять тапочки уборщика, то враг сдохнет от одного только запаха. Еще можно сделать их гигантскими и дать раскрасить Вику – он там следующий в очереди, и каждого хватит кондрашка от отвратного сочетания цветов. А можно тапочки испортить, и враг натрет мозоли и помрет от заражения крови. Еще вопросы? Что еще мне вам рассказать, что вы и так знаете?
Мастера переглянулись и рассмеялись.
– Тапочки, значит, – старик Вааль черкнул что-то себе в блокноте. – Пойдешь со мной, Эрик.
Что? Что, что, что? Тапочки? вы серьезно? Он же пошутил, разозлился, и даже готов был сам затолкать их в глотку экзаменаторам! Да быть не может! Если бы знал, что можно сморозить любую фигню, давно бы прошел!
– Это был правильный ответ? – хрипло спросил он у Мастеров. Те переглянулись.
– Нет в нашем деле правильных ответов, – сказал ему Левский. – есть только терпение и чуточку таланта. И смелость, отчаянная смелость. У тебя она есть.
Долина Фариона
В мастерской стояли двое. Юноша в рубахе и фартуке, с руками грязными от глины, склонил голову. Старик в костюме ходил вдоль куч глины, песка и столов, постукивал тростью и молчал.
– Мастер, – не выдержал юноша, – простите, я не подумал…
Старик остановился. Посмотрел внимательно – и ученик отшатнулся. Столько всего было – и гнев, и боль. Казалось, что учитель готов ударить.
– Эрик, – в мягком тоне плескалось с сдерживаемое негодование, -Эрик, твоя невнимательность тебя погубит. И хорошо если только тебя.
– Никто бы не заметил, что я взял красную глину вместо голубой! Мастер Левский говорит нам в Академии, что творчество очень важно.
Старик вздохнул и призвал все свое терпение, чтоб не обругать знаменитого Мастера Бабочек непотребными словами. Чему он там в своей Академии детей учит? Нет, учит-то он их хорошо. Чем дети думают?
– Парень, – ученик снова сделал шаг назад и теперь уперся в стену. А старик не заметил этого и продолжил. – Левский за свою жизнь сделал больше тысячи керамиков. Больше него никто в истории не создавал! Он может позволить себе творить. А вы – идиоты, сначала выучитесь! Ты думаешь, правила создали просто так? Ножик он решил сделать из красной глины потому что лень за голубой идти! А если он превратится в дым в руках у человека? А если…
Старик заметил, как мальчишка сжался и остановился.
– Головой своей дубовой думай, а то к орхористам отправлю, – выплюнул он, и хлопнул дверью, оставив юного подмастерье терзаться в сожалениях и страхе.
***
Мастер Таале Вааль привалился к стене. Потом сел на лестницу – прямо на холодные каменные ступени – и разревелся как мальчишка. Как же они не понимают, что есть правила. Сначала Левский, потом Эрик…
Мастер Таале Вааль ушел в воспоминания. Память – тоже своего рода магия.
***
… его отец не был Гончаром. Мастером был дед, а отец насмотрелся на слезы родных, на быстро гаснущую жизнь близкого человека, и решил не лезть в волшебство. Ирджо Вааль рассорился с родными и пошел служить в армию. Что ему волшебные предметы? Что ему фамильяры, за которые надо было отдавать годы жизни? Он решил защищать Родину. Старшую дочь согласилась приютить сестра, а вот сына Ирджо никому не хотел оставлять.
В год, когда маленькому Таале исполнилось пять, они переехали в приграничный город Фарион. Предгорья, дикие леса, таинственные озера – и постоянные стычки с синими орхористами. Долина Фариона была богата на редкую серебряную глину, а в горах добывали руду. Орхористы пробовали на разрыв местные гарнизоны с завидным упрямством.
Тогда еще не было способа увидеть дальше взгляда человеческого. Кто-то пробовал создавать карты, но они быстро выходили из строя – неживой предмет не желал долго показывать меняющуюся реальность и рассыпался на части. Но все равно, полгода-год одна карта местности с охватом в несколько лиг работала и порой спасала гарнизоны.