… Ромей прошелся по площади. Около дерева горел огонь. Немного живой, немного магический. Почему бы и нет? Мальчик поцарапал палец о камень. Кровь упала в огонь. «Я просто хочу… » начал он, но порыв ветра смял слова. Но желание Ромей загадал. А толку… Он обернулся – никого не было. Не было ни Дари, ни Ларика.
… но он ждал. Мальчик сломал веток, постелил под елкой и укрылся оставленным кем-то шарфом.
… чуда не произошло. Никто не пришел. Днем он услышал стражу. Те говорили о беспризорниках, которых поймали перед праздником и отправили в приют.
Ромей шел по улицам. Один. Куда увезли друзей, он не знал. Да и не сможет узнать, так и не найдет их. Заснеженные улицы Каива угнетали своей красотой. Ноги само привели его в парк, где вокруг фонарей летали волшебные бабочки. На площадке между ледными скульптурами дети играли в снежки. Обычные дети… Вот бы и ему …
– Эй! Осторожно! – Он увернулся от снежка. Девочка подбежала к нему. – Пойдешь с нами?
Он покачал головой.
– Почему ты не играешь? Заболел? Я – Тася, пойдем играть?
Он хотел сказать… Разве она не видит? Рваную одежду, ботинки. Но она потянула его вперед. В компанию ребят.
«И почему я не играю?» Он почувствовал себя чьим-то, обычным. Счастливым. Но ненадолго. Пока других не позвали домой. Других, не его. Ребят становилось все меньше.
Ромей кинул последний снежок дальше чем надо, и попал в какого-то старика.
– Извините, дедушка, – сказал он. Но старик взъелся.
– Да какой я тебе дедушка! Сейчас в снег закатаю! Потом похищу и утащу!
И рванул за ним. Начал играть с детьми. Закидал всех снегом.
– Ну все, хватит. – Он остановился. Прижал руку к сердцу. Дети замерли, напуганные.
– Что, поверили? – он снова рванул. И завалил кого-то в снег.
… Последний мальчик ушел домой. Ромей, стесняясь, подошел к старику. Тот разговаривал с другим, еще более старым дедулей.
– Вы правда меня заберете? – спросил он. – Правда не отпустите? Правда?
Мужчины долго молчали.
– Ну, пойдем…, – сказал старик. – У нас пирог есть.
– А колдовать научите?
– Как вести себя будешь. – Старик ухмыльнулся. – Меня зовут Мастер Левский. А тебя?
***
«Я просто хочу дом».
Капля крови в огне. Сбывшееся желание.
У тебя есть дом, Ромей. У тебя он есть.
Мы все умрем. Но это не точно
Два мастера выпивали в зимнюю ночь. Сторонний наблюдатель принял бы одного из них за отставного генерала – подтянутого, с суровым взглядом, а второго за рыхлого профессора литературы. И только руки – обветренные, мозолистые, с потрескавшейся кожей не вязались ни с аристократическим обликом первого, ни с интеллигентным второго.
***
Эмма приготовила горячий грог, напекла пирогов и приготовила мясо. А потом тактично ушла вместе с детьми гулять в парк, а потом проведать родителей.
– Чудесная у тебя жена, Левский. Прям-таки замечательная. Мечта, а не женщина.
«Профессор» прищурился.
– Не завидуй, Таале. После твоей книги она забирает у меня ключи от мастерской и выдает, только когда есть заказ. И то не всегда.
– Бережет – значит любит, – глубокомысленно произнес Таале Вааль. – Давай выпьем за это.
Левский хмыкнул и молча поднял бокал.
За окном падал снег – редкий гость в столице, не то что в горных районах. Вааль поймал взгляд друга и тоже уставился в окно.
– А в Фарионе сейчас сугробы по колено, – задумчиво протянул Вааль. Там грогом и каминчиком не отделаешься, надо топить печи по два раза на день.
Левский глотнул еще.
– А почему мы не придумали ничего для отопления? Какую-нибудь шкатулку с теплом или вечно теплые пластины?
– Дай задание своим детишкам в Академии. Я уже ничего делать не буду. – Вааль сжал и разжал руку, будто разминая глину. Левский ничего отвечать не стал, отломил кусок пирога и принялся жевать, посматривая на собеседника. Когда он вытер пальцы о салфетку, и пристально уставился на друга, тот смутился.
– Да, когда-нибудь я все равно возьмусь за глину. Опять.
– Опять, – грустно кивнул Левский. – За это мы пить не будем.
Они снова умолкли, разговор не шел. Их и друзьями-то сложно было назвать. Скорее собратья по ремеслу, связанные незримыми цепями. Все просто: Гончар может сотворить все что угодно, рассчитавшись временем своей жизни. Это знали все, и простой народ относился к Гончарам с опаской – как к безумным волшебникам. Кто в здравом уме будет тратить год своей жизни за минуту ради сотворения фамильяра? Или живых карт, оружия, украшений? И все это просто за деньги.