— Что такое? — спросил Иван, заметив, как я пристально пялюсь в кучу следов.
— Что-то не так, — сказал я, продолжая всматриваться в эту кашу-малашу. — Не могу понять.
Иван снова бросил взгляд на следы вместе со мной.
— Чего вы там возитесь? — донесся голос Иши, которая была к нам ближе всех. — Двигать надо, время не резиновое.
Мои глаза продолжали дергаться в мелких движениях, цепляя каждый миллиметр пространства, словно фотоаппарат, что реконструировал что-то, что видел только мой мозг с имплантом. Он явно выстраивал по крупице что-то, что мой глаз не мог воспринять сразу.
В какой-то момент я моргнул и увидел. Картинка сложилась так, будто всегда была здесь, просто замыленный взгляд не хотел ее воспринимать.
Ну, конечно же! Словно зацикленный ролик с кружащейся балериной, которая вращается туда, куда мозг хотел, чтобы она вращалась. Тоже самое с роликом с лошадью, которая идет то вправо, то влево, в зависимости от того, как сложилось первое восприятие.
Но если очень захотеть, то это самое восприятие можно изменить. Шедшая лошадь вправо вдруг начала идти влево, и кружившаяся по часовой стрелке балерина внезапно закрутилась против.
Так было и здесь.
— Подай веточку, — сказал я Ивану, не отрывая взгляда от того, что мне удалось узреть.
Скворцов был прав, когда сказал, что мне надо научиться зрить. И даже не в корень, а просто смотреть. Смотреть на мир так, чтобы видеть нечто большее, чем есть на самом деле.
Не задавая лишних вопросов, Иван протянул мне сухой огрызок прутика, который нашел под рукой. Я взял его и стал аккуратно подчеркивать те элементы, которые были видно, но перекрылись следами поверх.
Вот след от пятки, мягкий овал, едва различимый на песке, потому что место, куда наступила стопа было очень твердым и почти не отпечаталось. Но дальше, если следить за контуром, который нарочито был вдавлен тяжелым сапогом, виднелась наружная часть небольшой стопы.
Я вел по этому контуру веточкой, вычерчивая явно женскую ступню, подчеркивая палец за пальцем, пока не отчертил один единственный едва различимый шажок.
— Твою мать… — прошептал Иван, глядя на то, что я обвел. И явно не нарисовал, нет, потому что я лишь сделал мягчайшие прикосновения на песке, главные элементы в виде отпечатка пяточной кости, фаланги большого пальцы и косточки, которая вроде бы называлась «плюсной» хорошо виднелись, но были утоптаны сверху другими следами.
Я отбросил веточку в сторону и провел ладонью по лицу. Конечно же эти отпечатки еще ни о чем не говорили, что факт был очевидный: кого-то явно волокли босиком по лесу и в сопровождении.
И я был бы рад сказать, что кто-то просто потерял обувь и брел себе по лесу вдалеке от безопасного города потому, что ему так нравилось, но, признаюсь, это даже звучало, как бред.
Иван поднялся на ноги и вытянулся словно струна.
— Всем смотреть в оба и держать ухо востро. А теперь выдвигаемся и молча. Если будет контакт — сразу не стрелять. Всем все ясно?
Я вскочил в седло, от которого задница уже просто ныла, потому что привычки ездить я так толком и не приобрел за время проживания в этом времени. Все обходился либо пешим ходом, либо поездкой на повозке, а вот седло… от него сплошные неудобства.
Но иного варианта не было.
Уже на лошади меня одолели смутные предположения. В голове сразу вспомнился разговор с Алексеем Петровичем, который явился ко мне намедни и просил смотреть во все стороны, потому что похитили его племянницу. И теперь я нахожу след девичьей ступни просто посреди леса. Прелестнее совпадения я в жизни не встречал.
И от этого на душе стало не просто погано, а невероятно погано. Вероятность, что это была именно племянница монарха была теперь не около нулевой, а почти с пятидесятипроцентным попаданием, потому что откуда еще взяться женской ступне посреди чертового заброшенного леса в окружении множества пар сапог.
И отсюда выступал еще один неприятнейший момент: если это она, то ее явно похитили и вели невесть куда на север. Туда же, куда направлялся наш хламниковый отряд.
До конца дня снова ехали молча, оглядываясь во все стороны. Ближе к ночи туман спал, а небо просветлело и среди высоких стволов сосен показалось черно-синее небо, усыпанное крошками звезд, словно скатерть.
Вместе с ними вылезла бледная луна, освещая все пространство вокруг и теперь, наконец-то, было видно хоть что-нибудь дальше своего носа. Отчего паранойя у моих спутников разыгралась пуще прежнего.
Выкопав углубление в земле, мы развели костер, чтобы разогреть ужин и выпить горячей воды за весь день после промозглой сырости.