Вокруг них гудел обычный вечерний шум корчмы. За соседними столами сидели местные завсегдатаи — пара подвыпивших лесорубов, мрачный кузнец, несколько подозрительных личностей, которых лучше было бы обходить стороной даже при свете дня, и две девицы сомнительной репутации, громко хихикавшие над шутками проезжего торговца.
Именно оттуда, из общего гула голосов, до троицы донеслись обрывки разговора, которые заставили Идриса на мгновение отвлечься от своей тарелки.
— … а я тебе говорю, Петруха, сам староста рассказывал! На ярмарке-то, что меж Новгородом и Руссой удумали… чисто побоище было! Дикари какие-то налетели, говорят, страсть! Людей порубили, товары пограбили, царей чуть самих на куски не порвали! Еле отбились, сказывают! — вещал громким, хорошо поставленным голосом один из лесорубов, размахивая над столом недоеденной куриной ножкой. Его сосед, Петруха, слушал, широко раскрыв глаза и периодически икая от выпитой браги.
Идрис медленно повернул голову в сторону говоривших. Его длинный нос дернулся, словно у гончей, почуявшей след. Он отложил ложку, интерес к содержимому тарелки мгновенно угас.
К’тул же, напротив, казалось, совершенно не обратил внимания на оживленный рассказ. Он все так же методично работал челюстями, его взгляд был устремлен в миску, словно там, на дне, скрывались все тайны мироздания.
Фтанг, доев свою порцию, с громким стуком поставил пустую миску на стол и вопросительно посмотрел сначала на Идриса, потом на К’тула, явно не понимая, почему его товарищи вдруг затихли. Он облизнул жирные пальцы и собирался было потребовать добавки, но Идрис опередил его.
— Слышал? — спросил он тихим, но настойчивым голосом, обращаясь к К’тулу и кивнув в сторону говорливых лесорубов.
Старик медленно поднял голову. Его выцветшие, почти бесцветные глаза, в которых, казалось, отражалась мудрость (или просто усталость) веков, остановились на лице Идриса.
— Слышал, Идрис. Как тут не услышать, — проскрипел он, голос его был сух, как прошлогодняя листва. — В таких заведениях новости распространяются быстрее, чем чума в портовом городе и гонорея по борделям. Особенно если эти новости щедро сдобрены слухами и домыслами.
— И что думаешь? — не унимался Идрис. Его любопытство, всегда бывшее его слабым местом (сразу после нелюбви к плохой еде и нежелания лишний раз напрягаться), взяло верх.
К’тул сделал вид, что задумался. Он снова опустил взгляд в пустую миску, затем перевел его на Фтанга, который уже начал откровенно скучать и ковырять пальцем дырку в столе.
— Думаю, — произнес он наконец, и в его голосе прозвучали едва уловимые нотки удовлетворения, — что это играет нам на руку куда больше, чем могло бы показаться на первый взгляд. Наш юный… вспыльчивый барон, — он позволил себе кривую усмешку, — теперь будет занят куда более насущными проблемами, чем поиски древних артефактов или, не дай боги, новых рунных камней. О, да, у него будет чем заняться. И о наших скромных персонах, как и о том злополучном камушке, что он так неосмотрительно прибрал к рукам, он точно не скоро вспомнит. А это дает нам время. Время, Идрис. Самый ценный ресурс в нашем нелегком деле.
— И что, — пробасил вдруг Фтанг, обиженно надув губы, его необъятное лицо выражало глубочайшее разочарование, — я так и не постукаю того горячего хлопца хорошенько об землю за то, что он и его дружки пытались проткнуть меня своими зубочистками? — Он с тоской посмотрел на свои огромные кулаки, словно не находя им достойного применения. — А я так надеялся…
Идрис сочувственно похлопал его по могучему плечу, которое было твердым, как вековой дуб.
— Как-нибудь потом, здоровяк, — сказал он примирительно, хотя в его голосе тоже слышались нотки сожаления. Ему и самому не терпелось отплатить этому выскочке-барону за пережитый страх и унижение. — Как-нибудь потом. Когда звезды сойдутся правильно. А сейчас… сейчас нам нужно восстановить силы, подлечить раны и… и найти новый Камень. У нас еще много работы, Фтанг. И кто знает, может, наши пути с этим барином еще пересекутся. И тогда… тогда ты сможешь вдоволь настучаться.
Фтанг немного повеселел от такой перспективы. Он снова посмотрел на свои кулаки, на этот раз с предвкушением, и широко улыбнулся, обнажив два ряда крупных, хоть и не идеально ровных, зубов.
К’тул же молча кивнул словам Идриса. Он тоже не собирался так просто забывать ни барона, ни его дерзких хламников. Месть — это блюдо, которое, как известно, лучше подавать холодным. И у него, К’тула, было еще очень много времени, чтобы это блюдо приготовить по всем правилам темного кулинарного искусства.