Ее настойчивость, подкрепленная уверенным взглядом, не оставила нам выбора. Да и, честно говоря, я был только рад ее присутствию. Мало ли что могло случиться в Диких Землях, даже если Шепота там больше и нет.
Наш импровизированный отряд, состоявший из двух царских персон, их немногочисленной, но отборной свиты (по пять лучших бойцов от каждого), меня и троих хламников, двинулся на Север.
Через каких-то три часа езды, которые на фоне моего предыдущего путешествия под давящим гнетом Шепота показались легкой увеселительной прогулкой, мы достигли места, указанного Иваном на карте.
Путь действительно оказался на удивление спокойным. Лес жил своей обычной жизнью. Мелькали тени оленей, пугливо шарахавшихся от нашего отряда, где-то в вышине пронзительно кричали ястребы, высматривая добычу. Пару раз дорогу нам перебегали лисы, остановившись на мгновение и с любопытством проводив нас взглядом своих хитрых глаз.
Никаких чудовищ, никаких дикарей. Тишь да гладь. Благодатью язык не поворачивался называть эти места, но где-то около того.
Место для будущего аванпоста оказалось именно таким, как описывал Иван. Старая имперская застава, вернее, то, что от нее осталось, располагалась на широком, почти плоском холме, с трех сторон окруженном лесом, а с четвертой — крутым обрывом к слиянию двух рек. Реки были неширокими, но быстрыми, их воды с шумом разбивались о камни, создавая вокруг приятную прохладу и постоянный, убаюкивающий гул.
От самой заставы уцелело немного: полуразрушенный каменный фундамент, несколько покосившихся стен, сложенных из грубо отесанных бревен, да остатки сторожевой вышки, сиротливо торчавшей на самом краю холма, словно указующий перст.
Но даже в этих руинах чувствовалась былая мощь, продуманность. Место было выбрано идеально с точки зрения обороны — хороший обзор во все стороны, естественные преграды в виде рек и обрыва, лес, дающий укрытие и дрова.
Мы спешились, оставив лошадей на попечение нескольких воинов у подножия холма. Цари, я и Иван поднялись на вершину. Вид отсюда открывался действительно впечатляющий. Зеленое море лесов уходило до самого горизонта, прерываемое лишь серебристыми лентами рек и редкими проплешинами полян. Воздух был чист и свеж, пахло хвоей, влажной землей и речной водой.
Романович, скрестив руки на могучей груди, молча оглядывал окрестности. Его лицо было сосредоточенным, глаза хищно сузились, словно он проводил ревизию не просто клочка земли, а целого театра военных действий.
Он ходил взад-вперед по вершине холма, хмыкал, прикидывал что-то в уме, иногда останавливался, подолгу всматриваясь в какую-то точку на горизонте. Долгоруков стоял рядом со мной, тоже молча наблюдая за своим союзником.
Он не торопил его, понимая, что для воина такого калибра важно самому оценить местность, прочувствовать ее, представить возможные сценарии.
Прошло добрых полчаса таких молчаливых исследований, прежде чем Романович наконец остановился и повернулся к нам. На его лице играла удовлетворенная усмешка.
— Мне нравится, — сказал он, и голос его прозвучал неожиданно громко, спокойно заглушив шум текущей воды. — Очень нравится это место, барон. Твой хламник, — он кивнул Ивану, — знает толк в выборе позиций.
Иван учтиво кивнул в знак благодарности.
— Спасибо, Ваше Величество, — сказал он спокойно.
Романович прошелся еще раз по краю холма, указывая своей широкой ладонью.
— Вот здесь, — он ткнул пальцем в сторону обрыва, — идеальное место для главной цитадели. Стены покрепче, может, даже каменные, если найдем поблизости подходящий материал. С этой стороны, — он указал на лес, — частокол в три ряда, да повыше. И ров перед ним, чтобы вражьей пехоте жизнь медом не казалась. Между рядами частокола — «волчьи ямы» с кольями. Просто, но эффективно. А на том берегу реки, — его палец переместился на противоположный склон, — можно поставить пару скрытых дозорных постов. Чтобы контролировать переправу и подходы с юга. Лошадям здесь будет не разгуляться — склоны крутые, камни. А вот для лучников или арбалетчиков — самое то.
Он говорил быстро, уверенно, его глаза горели азартом. Перед моим внутренним взором тут же возникла картина будущего аванпоста — неприступная крепость, ощетинившаяся копьями и стрелами, готовая дать отпор любому врагу. Романович мыслил как военачальник, для него главное — оборона, тактика, возможность нанести максимальный урон противнику при минимальных потерях.