— Ну, Ваше Величество, — сказал я, немного смущенный такой бурной похвалой, — неизвестно, от чего нам там придется отбиваться. Нам с Иваном и его людьми, — я посмотрел на Кречета, который сидел рядом со мной, молча поглощая жаркое, но внимательно слушая, — пришлось повидать очень многое, пока мы добирались до Старого Города и обратно. И это, смею вас заверить, было похлеще любых дикарей.
Мы переглянулись с Кречетом. Он чуть заметно, но многозначительно кивнул, словно давая мне разрешение рассказать больше. Мол, да, думаю, что можно. Время пришло.
— Как минимум, — продолжил я, видя, что оба царя внимательно слушают, — нам пришлось столкнуться с такой оравой мутировавших и совершенно одичавших тварей, которые несутся напролом, едва зачуяв каплю крови, что… Поверьте мне, Ваши Величества, — я обвел их взглядом, — по сравнению с тем, что мы видели там, эти дикари на ярмарке — просто дети малые, играющие в войнушку. Поэтому, уж лучше пусть наш первый аванпост будет действительно неприступной крепостью, готовой к любой осаде, чем потенциальным погостом для тех, кто осмелится там остаться. И даже если они, не дай бог, окажутся в осаде, то благодаря системе оповещения, которую мы там установим, мы сможем в кратчайшие сроки выдвинуться к ним на помощь из Новгорода или Руссы.
Романович снова стукнул кубком по столу.
— Так выпьем же за это! — прогремел он, поднимая свой кубок. — За гениальные идеи нашего барона! За покорение Севера! И за нашу будущую Империю, мать ее так! Чтобы враги дрожали от одного нашего имени!
Мы подняли кубки. Вино было терпким, пиво — горьковатым, но в этот момент они казались самыми лучшими напитками в мире. Потому что это был тост не просто за планы, а за надежду. За будущее.
Ужин продолжался. Разговоры текли неспешно, переходя от обсуждения деталей аванпоста к воспоминаниям о былых сражениях, к планам на будущее. Я рассказывал о своих идеях по электрификации, о возможностях, которые откроют новые источники энергии.
Романович с горящими глазами слушал про новое оружие, про многозарядные арбалеты, про «огненные трубы», способные сметать врагов на расстоянии. Долгоруков же больше интересовался экономическими аспектами — как наладить добычу ресурсов, как организовать торговлю, как использовать новые земли для процветания государства.
Иван Кречет в основном молчал, но, когда его спрашивали, давал четкие, дельные советы, основанные на его многолетнем опыте выживания в Диких Землях. Его знание местности, повадок тварей, скрытых опасностей было бесценно. И цари это понимали, прислушиваясь к его словам с не меньшим вниманием, чем к моим инженерным выкладкам.
Когда мы с Иваном покидали царский дворец, ночь уже полностью вступила в свои права. Луна ярко светила на безоблачном небе, звезды мерцали холодным, далеким светом. Воздух был свеж и прохладен.
— Ну что, Кречет, — я усмехнулся, глядя на своего спутника, — готов к новым приключениям? Кажется, скучать нам в ближайшее время не придется.
Иван посмотрел на меня, в его глазах отражался свет луны.
— С тобой, барон, — он криво усмехнулся, — скучать не приходится никогда. Но знаешь… это даже хорошо. Лучше уж так, чем гнить в рутине из отчаянного выживания, как мул на мельнице.
И я был с ним полностью согласен. Движение — это жизнь. А у нас впереди было очень много движения. И очень много жизни.
— Поехали-ка домой. Кажется, нам там уже заждались.
Глава 18
Наш караван, тяжело скрипя колесами и фыркая лошадьми, покинул Великий Новгород. Спустя всего несколько дней после той памятной встречи с двумя царями, мы снова направлялись на Север. Но на этот раз — не на разведку, а с вполне конкретной, масштабной целью: основать первый аванпост в Диких Землях.
Я ехал во главе колонны, рядом с Иваном Кречетом, который снова взял на себя роль проводника. За нами тянулась длинная вереница повозок, груженных доверху всем необходимым: строительные материалы — бревна, доски, гвозди, скобы, инструменты — топоры, пилы, молотки, рубанки, провизия на несколько недель, оружие и боеприпасы.
А за повозками следовал наш основной козырь, наша защита — сводный отряд из сорока отборных воинов, по двадцать от каждого царя.
«Лучшие из лучших», как заверили меня и Долгоруков, и Романович. Глядя на этих суровых, закаленных в боях мужчин в крепких кожаных и кольчужных доспехах, с мечами на поясах и арбалетами за спинами, я склонен был им верить. Их лица были серьезны, сосредоточены, в глазах читалась готовность к любым неожиданностям. Это были не желторотые новобранцы, а опытные бойцы, знающие цену жизни и умеющие ее защищать.