К восходу туман густеет. Они на месте, на краю болота перед путями. Рэм шепотом раздаёт указания, группы бойцов одна за другой растворяются в сером молоке. Мишка остаётся последним. Сержант протягивает бойцу странную штуковину: зелёный от старости бронзовый браслет. Широкий, в замысловатых травяных узорах, на очень тонкую женскую руку. Похоже, из тех трофеев, из-за которых они цапались с военкором.
Мишка берёт безделушку - она тёплая, удивительно приятная на ощупь. И будто светится изнутри нежным изумрудным сиянием. А Рэм - почти забытым алым. И туман сразу стал прозрачнее. И тело наполнила весёлая шальная сила... Ниточка, о которой Мишка сильно беспокоился, правильно вплелась в узор.
Сержант смотрит сверху вниз, улыбается:
- Сможешь теперь навести морок? Дойдёшь невидимкой до будки обходчика? Как ты от меня прятался - новобранцем?
Мишка ухмыляется:
- Смогу, товарищ командир! Так годится?
- Годится. Вперёд!
Мишка выпрямляется в полный рост и быстро шагает к путям. Даже если бы туман рассеялся, никто, кроме Рэма, не смог бы его сейчас разглядеть. Уж точно, не двое фрицев в будке, которые задремали на своём посту в конце "собачьей вахты". Через пару минут их сон перейдёт в вечный...
За спиной - бесшумная алая вспышка. Солдат не оборачивается, но знает: командира там больше нету. Он уже под водонапоркой, в четверти мили, и фашистским пулемётчикам там сейчас тоже очень не поздоровится.
Понеся в первые мгновения боя тяжёлые потери, выбитые почти со всех ключевых точек, фашисты не подумали отступать. Навязали взводу Рэма жестокий бой на измор. Их было слишком много: и на станции, и в пристанционном посёлке, и в леске западнее. Подтягивались подкрепления. По станции, захваченной дерзким десантом русских, начали бить миномёты и пушки...
Удушливая гарь, вспышки, грохот, визг хищного металла. Вроде, уже не внове, но в такую мясорубку Мишка ещё не попадал. Рэм назначил его связным между группами бойцов, засевшими в разных постройках:
- У тебя больше всего шансов проскочить живым. Но береги энергию, накидывай морок только когда перебегаешь по открытому месту. Чтобы хватило до заката.
- А если наши заметят, что я пропадаю?
Рэм оскалился:
- Знаю я вашу братию! Кто выживет в таком "веселье", постарается назавтра всё забыть, как дурной сон. Особенно, странности. И преуспеет... Слушай и запоминай, боец: передашь Першову...
Солнце неторопливо поднялось в зенит и так же неспешно клонилось к закату, с трудом проглядывая сквозь клубы дыма. Полыхали станционные постройки, горел посёлок, горели сухие тростники на болоте.
Бойцов оставалось всё меньше. Их уже почти совсем не осталось, но с востока, всё ближе, доносились звуки боя, и немцы перестали напирать. Оставалось продержаться, может, ещё полчаса. Мишка в очередной раз возвращался к Рэму, когда чутьё заставило резко шарахнуться вбок. От усталости - слишком медленно. Обожгло плечо, помутнело в глазах, но он не упал, добежал, влетел в здание вокзала. Старинное, с толстыми стенами и сводами, оно выгорело дотла ещё в сорок первом. Зато теперь кирпичному остову пламя было не страшно...
Поднялся по лестнице на второй этаж:
- Рэм, на башне почти закончились патроны. И от нашего пулемёта, и от немецкого. У вас есть ещё? Давай, оттащу, - а в глазах темно, привалился к стене. - Ой, мать твою!
- Тише!
Рэм ощупывает руку, туго затягивает какую-то тряпицу прямо поверх рукава. Мишка сидит на полу: силы закончились внезапно, так что уже не пошевельнуться.
- Рэм, послушай! - сам себя почти не слыша. - Рэм! Командир! Я тебе хочу сказать. Я очень горжусь, что довелось служить под твоим началом. Обойдусь без твоих тайн и твоего рыжего короля. Мне нужна была наша победа - здесь. Мы сегодня победили, точно. Наши на подходе. Мы отбили эту чёртову станцию и продержались, сколько надо. Благодаря тебе, командир. А знаешь, я сдуру донос на тебя строчил. Вернее, на вас с Русланом. Как на врагов и шпионов. Тут в кармане, достань...
Командир то ли не слышит, то ли не слушает, и Мишке становится страшно:
- Рэм?
Сержант сидит рядом на корточках, смотрит, улыбается: белки глаз и крепкие зубы жутковато блестят на закопчённом, осунувшемся лице:
- Чудов Рэм Викторович погиб сегодня в бою, при захвате узловой станции. Твои новости, боец, вряд ли кому-то пригодятся.
Сержанту весело тем горьким хмельным весельем, когда на всё наплевать. Так и должно было получиться, Мишка чувствовал. Никакого откровенного разговора про тайны между ними теперь не будет, и вряд ли судьба сведёт второй раз:
- Ричард, ты уйдешь?
Сержант даже не удивляется, когда Мишка называет его этим именем: