– Теоретически да, но…
– Вот, вот! Никаких «но». Врач должен быть жёстким, непоколебымым, по-хорошему наглым. А я не такой.
– Это всё?
– Всё. Но это не пустяки, пойми, папа!
– Сынок, послушай меня, во-первых, уметь уступать тоже важно, представляешь, коллега с твоим диагнозом не согласен, а ты уперся рогом – непоколебимость демонстрируешь. Гибче, как Райкин, говаривал надо быть. Во-вторых, твердость характера можно выработать, воспитать. Это не пустые, ради утешения, слова, ты меня знаешь, я отнюдь не мямля. Но в юности, был очень робким и застенчивым. К тому же никакой патологической мягкости я в тебе никогда не замечал, по-моему, ты наговариваешь на себя. А вот то, что ты добрый, отзывчивый мальчик – немаловажно. Это, как раз, врачу пригодится. В тебе есть сочувствие, способность сопереживать, чего, как раз, многим людям в медиках и не хватает.
– А что толку-то, от пустых сопереживаний?! Врач должен действовать умело и хладнокровно, а не стоять рядом, сопли пускать.
– Прекрасно, Коля, что ты это понимаешь. Но пойми и то, что ты пока на старте. Банальная фраза, конечно, но у тебя всё ещё впереди. И стартуешь ты, надо сказать, с довольно выгодных позиций. Что же плохого в мягкосердечии, некоторой неуверенности, сомнениях, если ты не кончаешь ими, а на-чи-на-ешь. Не хватает твердости – пожалуйста, вырабатывай характер, укрепляй. И случаев, поверь, для этого представится немало. Я ни на чём не настаиваю, но вот когда ты станешь врачом, если всё-таки станешь, и в тебе останется хоть немного, того, что с избытком имелось в начале, будет очень даже неплохо. Подумай.
– Хорошо, папа, я подумаю. Спасибо.
– Вот и хорошо. Наелся?
– Угу.
– Ну, пойдём, я тебя уложу.
Он уже несколько лет меня не укладывал! С самого моего появления в этом доме, каждый вечер, если не был занят на работе, он приходил перед сном ко мне в комнату, садился на стул рядом с кроватью, рассказывал что-нибудь, или слушал, что рассказывал я, укутывал, гладил по голове, желал спокойной ночи. У меня в жизни ничего нет дороже воспоминаний об этих «укладываниях». Я всегда жалел только об одном, что они слишком поздно начались, и слишком рано закончились.
– Ты помнишь, как в больнице лежал после интерната?
– Ещё бы.
– Как только оправился немножко, сразу стал за всеми там ухаживать, всем помогать. Мне медсёстры говорили, какой у вас заботливый, добрый мальчик. Спи, сынок, не переживай. Всё ещё сто раз переменится. Знаешь стишок «мамы всякие нужны, мамы всякие важны», авось и ненаглые медицине пригодятся. А не выйдет с медициной – значит не выйдет, ничего страшного. Ну, милый мой, не расстраивайся.
– Я тебя больше всех на свете люблю.
– И я тебя дорогой, спи спокойно.
Утром мне показалось, что наша с отцом ночная встреча была сном.
– Папа ночевать приезжал? – спросил я у Олеси.
– Здрасьте. Ты ж его видел. На кухне сидели. Заспал?
– Угу.
А сам думаю, хорошо, что не только я его видел.
– Ни свет, ни заря уж опять на работу поехал.
– А Митя дома?
– Не знаю. Может спит, а может не ночевал. Я Аркадия-то Борисыча слышала как привезли, машина подъехала, а больше вроде ничего не шумело.
– Да. Я тоже не слышал.
Поболтал ещё немного с Олесей о том, о сём, кофе выпил с булочкой, вернулся к себе. Подумал, что хорошо бы уроки какие-то поделать. Поковырялся с анатомией, потом немного в интернете полазил, поискал статейки для реферата по истории. На этом мой учебный энтузиазм иссяк. И тут вдруг стучится ко мне, кто б вы подумали. Митя! Когда и как он дома оказался – загадка.
– Ты здесь, дитя?
– Митя, привет! Вот ты-то мне, как раз, и нужен.
– Неужели?!
– Я открыл ему страницу с романом, над которым всю прошлую ночь просидел.
– Читал вот это?
– А! Давид с Ионафаном и беременный мальчик! Как же, как же, читывали.
– Вот здесь, смотри, только такая любовь имеет смысл.
– Всё это, конечно, очень трогательно, но, видишь ли, дискутировать о педиках на таком материале по меньшей мере не корректно. Миша теоретик, а я – практикующий грешник. Разные весовые категории. И вообще, там чем кончилось? Полной натуралистической идиллией. Так что…
– Ну не полной… ладно, не буду спорить. Я, кстати, вчера чуть с девушкой не попробовал.
– Что ты говоришь! А почему же «чуть»? И самое главное, почему же «не»?
– Вот так. Ничего не вышло. В общем, честно говоря, сначала ей хотелось, а мне нет, а потом, кажется, нам обоим уже не хотелось.
– Угу. Знаешь, такой анекдот есть: хачик к девице подвалил, хотел её поиметь, а она привела его домой, и своему Васе пожаловалась, мол, вот Вася, он меня изнасиловать хотел. Ну, Вася его за это поставил раком и давай своё огромное достоинство в зад пихать. И не выходит ничего, не лезет. Он девице своей говорит: «Что делать-то? Не лезет». Она ему: «На, Вась, подрежь бритовкой». А хачик на это: «Вася! Как брата прошу, попробуй ещё раз!»