— Нашли, пробрались, голубчики…
— Отсюда выйдем в старые выработки шахты «Альберт», — деловым тоном докладывал Петька. — Дальше можно подняться в степь — сохранился шурф.
— Да сколько же вас?
— Двое вот — Гулявин и я. Путь не свободен: где газ, где завал. Ну, мы с аппаратами. Даже через воду нужно итти, через затопленный штрек. Александр Иванович, который теперь час?
— Двенадцать примерно.
— Вы посидите, подождите, а мы еще вверх сходим. Как советуете: людей из лагеря всех забирать?
Аксенов приподнялся. Седые брови сразу ощетинились, нависли, губы сердито дрогнули.
— Как это так — не всех?
— Ну, если подозрительный кто… не свой…
— Не свой? Эх, братцы! — Он осуждающе глядел то на меня, то на Петьку, — А вечером расстреляли человек восемь. Потом разберешь, кто подозрительный, кто не подозрительный… Не мудри!
— Ясно, Александр Иванович!
— А пока малейшая есть возможность… Постойте, и я с вами!
— Куда вы? — испугался я. — Нам сподручнее вдвоем. Вы лучше отдыхайте. Честное слово.
Я подтолкнул Петьку к шурфу: «Пошли скорей, нечего тянуть».
Аксенов посмотрел озабоченным взглядом и махнул рукой:
— Ладно, идите. Осторожно только! И чтобы никого не оставить… Сами, главное, не оплошайте.
Мы поднимались по лестнице — снизу донесся шопот:
— В час добрый, братцы!
Ночь была еще темнее прежнего. Накрапывал мелкий дождь.
Тихими тенями мы скользили по наизусть знакомому двору; для верности, мысленно разделили его на участки.
Обшарить нужно было каждый уголок, разыскать людей всех до одного.
«Знать бы, — спохватился я, — сколько их здесь! Александр Иванович сказал бы».
Каждый раз, наткнувшись на кого-нибудь — некоторые вздрагивали и отстранялись, — я садился на землю, нащупывал плечи, голову, ухо и шептал:
— Ш-ш-ш… Ты не спишь? Мы свои!
Петька полз почти рядом. Временами я чувствовал, как шевелятся его губы:
— Ш-ш-ш… Ти-хо! Мы свои!
Люди становились послушными и неслышно крались по нашим следам. Парами, тройками мы уводили их в сарай.
Потом мы с Петькой разделились: он заканчивал обход двора, а я спускал людей в шурф. По шурфу, одна над одной, стоят деревянные лестницы: шурф вертикальный, без лестниц спуститься нельзя. Я подталкивал каждого, заставлял нагнуться, опереться руками о лестничную перекладину и шопотом приказывал:
— Лезь!
Немцы-часовые поблескивали фонариками и шагали за колючей проволокой вокруг двора. Двор был уже пуст.
В учебном штреке стало тесно: весь узкой его проход заполнили молчащие, взволнованно переступающие с ноги на ногу люди. Что за люди — рассмотреть даже некогда, вот-вот немцы поднимут тревогу. «Скорей надо, — думаю, — уходить. Переловят здесь, как кур в курятнике. Найдут и переловят. И как эту толпу быстро увести? Сколько у нас противогазов? Два. Сколько водолазных приборов? Три. А людей — девятнадцать, если не считать меня с Петькой…»
— Вот что сделайте, — сказал Александр Иванович. — Ты, Рысев, командуй. Будешь всех провожать через воду. Двоих переправишь, сам третий… Потом вернешься один, притащишь приборы и опять бери двоих. Гулявин тебя сменит. Справишься.
Петька по-военному выпрямился:
— Будет сделано! — И круто повернулся ко мир: — Давай, Сережа, пошли!
Мм тотчас надели противогазы, взяли лампу и спустились в пролом, где учебный штрек сообщали со старой выработкой. Скоро оттуда вернулись в принесли все три водолазных комплекта.
— Пожалуйте! — запыхавшись, протянул я первый гидрокостюм Аксенову.
— Я потом, — отстранил он мою руку. — Сначала другие пойдут. Помогай людям одеться. Да не стой, не задерживай!
Около меня сидел долговязый сутулый человек в очках — кажется, учитель средней школы. Мне понравилось его лицо; он задумался, спокойно улыбаясь чему-то далекому.
— Надевайте! — развернул я перед ним гидрокостюм. — Лезьте вот сюда ногами. Согнитесь, втягивайте руки!
Голос Александра Ивановича доносами уже со стороны шурфа. Я поднял голову и посмотрел. У шурфа стоял бородатый старичок — на вид старый забойщик — и еще человека четыре.
— Лестницы разбирать, начиная сверху, — говорил им Аксенов. — Немцы неизбежно нас найдут. Спастись можно только великим шахтерским уменьем. Давайте, братцы, начали! Не зашуметь!
Старичок утвердительно затряс бородой, сунул за пояс топор и первым полез вверх.
13
Мы знали: старые выработки под учебным штреком наполнены рудничным газом. Там дышать без кислородного противогаза нельзя. А в гезенке, потому что он ниже, газа нет.