Он это отлично понимал.
Воду нужно найти во что бы то ни стало, медлить с таким делом нельзя. Надо, чтобы под землей у нас было безопасное, обеспеченное всем необходимым убежище. В шахте всегда мною воды, а здесь, как нарочно, ни капли. Может, удастся проникнуть в другие подземные выработки?
Мы взяли лампы и пошли осматривать штрек. Ничего нового не увидели: выход только один — вверх, в шурф; концы штрека, как спичечная коробка спичками, заложены старым крепежным лесом.
— А все-таки, — оглядываясь, сказал Петька, — есть вниз какая-то дыра! Намочи палец слюной: чувствуешь, вверх по шурфу воздух движется? Заметно? Ведь он откуда-то идет?
Мы ходили по штреку, лизали пальцы и протягивали их перед совой. Наконец поняли: в самом тупике, со стороны старого леса, воздух чуть-чуть холодит кожу. Значит, оттуда тянет воздушная струя. Там нужно и искать.
Хорошо, что у нас даже инструменты под руками. Мы взяли два дома и принялись вытаскивать бревна. Лес очень плотно слежался, без ломов это было бы не под силу.
Трудимся, как медведи, вспотели оба. Еще одно бревно, еще одно бревно… они тяжелые, черти! Вот, в конце концов, под ногами — дощатая крышка. Подняли ее в видим: вниз идет наклонный гезенк. Гезенк — то как шурф, только на поверхность не выходит, а лежит между выработками. Так же закреплен, такой же узкий.
Петька сел на дубовый обрубок, а я привычным жестом зацепил за воротник лампу — руки свободны, лампа висит на груди — и нагнулся, чтобы сейчас же нырнуть в гезенк.
— Бензиновую возьми! — строго сказал Петька. — С аккумуляторной не стоит.
Я послушно кивнул головой и пошел сменить аккумуляторную лампу на бензиновую. Он прав, предосторожности не лишни. Годится ли там воздух для дыхания — неизвестно, а пламя лампы мне это покажет. Огонь горит — значит, дышать можно. Бензиновая лампа здесь, в ящике, недалеко, зажечь ее нетрудно; зажигалка вделана прямо в лампу.
Через минуту я полез по гезенку вниз.
7
Гезенк оказался глубоким, метров сто. Под ним штрек, очень похожий на оставшийся вверху, только тесно загроможденный лесом, рельсами, вагонетками. Вагонетки были маленькие, с деревянными кузовами, каких давно уже не делают. До революции работали с такими вагонетками.
Сколько лет здесь не ступала человеческая нога! Я долго стоял и светил высоко поднятой лампой. Тихо было вокруг. Как гигантские черные зубы, теснились ровные крепежные столбы. Свет падал на них желтыми пятнами. Немного дальше плотно сгустилась и вздрагивала отпрянувшая отсвета темнота. Я поежился: пустынно, мертво.
Зябкое чувство долго в душе не удержалось. Надо было осмотреть все по-деловому; я опустил лампу и пошел по штреку. Пришлось шагать через бревна, глыбы породы, протискиваться между опрокинутыми вагонетками. Сапоги утопали в мягкой пыли: она лежала везде толстым слоем и взлетала облачком от каждого шага.
Скоро впереди справа загустела черная тень. Когда подошел к ней, я увидел широкий сводчатый квершлаг, примыкающий к штреку под прямым углом, с чугунными плитами на подошве перекрестка, с двумя колеями заржавевших рельсов «Главная магистраль шахты, — понял я и от любопытства забыл на время даже о воде. — Какой это шахты может быть квершлаг. Пожалуй. — сообразил я, — от старой шахты «Альберт» сюда тянется. Еще мой отец работал на «Альберте»; «Альберт» закрыли в гражданскую войну. И вагонетки здесь такие, верно! Конечно, это «Альберт». Вот куда меня занесло!»
Захотелось сразу свернуть в квершлаг, поскорее его рассмотреть, но я упрямо двинулся вперед по штреку. «По порядку надо, по порядку! — прикрикнул на себя я. — В квершлаг потом».
Шагов через тридцать штрек преградила стена обрушенных камней и раздавленных в щепы столбов. Крякнув от досады — зря сюда шел! — я зашагал назад. Опять мимо квершлага — он остался влево, — опять под черным квадратиком гезенка пробрался по штреку в другой конец. И здесь меня постигла та же неудача: сначала встретил такую же сухую пыль, а потом такой же закрытый обвалом тупик. И хода дальше нет, и воды — ни капли. Только воздух чуть веял из обвала.
Отсюда, значит, он поднимается к нам в шурф.
Сейчас осталось итти только в квершлаг. Пить хотелось еще сильнее, чем раньше. Хоть бы один глоточек воды!
Я вошел под гулкий свод, вырубленный в мощных пластах известняка; крепления не было, каменный свод был прочен, и квершлаг имел такой вид, будто люди только вчера его покинули. Эхо отражало каждый шорох. На рельсах кое-где стояли вагонетки. Было жарко и сухо.