ой с мамой. Отказываться от собственного предложения не стал, просто решил разобраться с этим потом. Уже после уроков Таня прибежала сама. Предупредила, что на прошлой перемене приехал ее папа, и они с Ниной поедут домой с ним. Владу оставалось только дождаться Веру Павловну. *** - У мамы в тот день было много уроков и репетиторство, так что она отправила меня домой одного, - мужчина впервые улыбнулся так, как улыбался всегда. Такой вид был знаком Роману слишком хорошо: губы Вампира изогнулись в подобии злобной насмешки, глаза засверкали от внутреннего пламени. - И я пошел. По пути меня поймали те малолетние гавнюки. Чуть не сломали нос, раза три пнули в живот. Тогда же мне впервые заехали по лицу. Не самое приятное воспоминание из детства. *** Влад пришел в себя, когда солнце уже садилось. Он не падал в обморок, просто сидел под забором какого-то здания, пытаясь отойти от шока и боли. Глаза видели слабо, в них упрямо плясали черные пульсирующие точки. Пытаясь двинуться, мальчик неизменно сходил на слезы - боль в животе казалась адской. Его тошнило, мышцы будто были облиты железом, горели, тянулись к земле под собственной тяжестью. Он не помнил, сопротивлялся ли в нечестной драке, говорил ли что-то - видимо, от стресса его помять полностью стерла эти отрезки воспоминаний. Хотелось лечь и уснуть. Понимая, что больше сидеть нельзя, Влад огляделся. - Родители будут волноваться, - почти беззвучно шепнул он себе. За спиной, вдали от высокого забора, разглядел контуры своего рюкзака. Рядом в знакомом хаосе распластались учебники и тетради. Зажмурился. Повернулся сначала на бок, потом встал на четвереньки и попытался выпрямиться. Это далось ему с трудом. Всхлипнул. Вдруг стало слишком одиноко. Почему никого нет? Не подпитывать подобные мысли было невозможно, но Влад старался - по пути к воротам прокручивал в голове какие-то сторонние ситуации: вот мама сидит утром за столом, откидывая за плечо длинные волнистые пряди. Такая светлая и красивая; вот папа смеется, смотря какую-то телепередачу. Влад тоже смеется, хоть и не видит ничего забавного в такой странной шутке - ему нравится быть причастным к веселью родителя; вот они все вместе в цирке. Канатоходец идет под куполом, ориентируясь на красный огонек впереди. И он сейчас, как тот канатоходец, медленно продвигается вперед, к красному огоньку. - «Уже поздно. Дома ждет мама. Папа, наверное, тоже». На миг ребенку даже показалось, что все складывается хорошо. Возможно, его краткосрочная пропажа сможет сплотить родителей и те помирятся. Может, они, наконец, поймут, что их сын уже давно все замечает, не смотря на попытки оставить его маленьким. Мама всегда обращалась с ним так, а он позволял. Это ведь не плохо? Она просто выражает свою любовь. Влад остановился у ворот, схватившись за железный прут. Слеза скатилась с кончика носа, когда он зажмурился. Через несколько секунд прибавил шаг, игнорируя боль, и вскоре быстро собрал учебники. Повторяя прошлый раз, поднялся и теперь уже двинулся в сторону дома. Радовало, что идти было не далеко. Маленькая фигура в темном костюме медленно ковыляла по улице. Скрюченная, она выглядела еще более крошечной и хрупкой. Шаг за шагом. Ребенок думал только о доме и родителях. Там было безопасно. Там мама, сильный папа. В некоторые секунды ему казалось, что никакой физической боли и вовсе нет, только в груди что-то давило. Хотелось сжаться и просто поспать, забыть эти противные лица. Влад остановился передохнуть и провел рукой под носом - там от чего-то противно щекотало. Подняв руку к свету уличного фонаря, он разглядел на пальцах собственную кровь. Красную, такую же, как обычно, но что-то в ее виде заставило мальчишку брезгливо поморщиться. Вытирать руку о форму не хотелось, поэтому он просто пошел дальше, намереваясь помыть ее дома. Снова шаги. Вот уже видно родную пятиэтажку. Внимание привлекли темные окна квартиры, но все странные мысли были тут же откинуты. Привычный путь отнимал в этот раз в куда больше времени и сил. Подъезд, с трудом и новым потоком слез преодоленные лестницы. Нужная дверь. Влад прислонился к стене и надавил на звонок. Послышался характерный, приглушенный звук. Никто не открыл. Позвонил еще раз. Снова тишина. Тогда он достал ключи из кармана портфеля, думая, что родители просто не слышат. Просто не слышат - вот и все. Такое бывает. Поворот ключа. Дверь открылась со странным скрипом - такого раньше не было. Это все контраст с гнетущей тишиной внутри. Беляев вгляделся в темноту. Большие комнаты казались пустыми. Он какое-то время пытался высмотреть там хоть что-то, однако, не разглядев никакого движения, решил, наконец, войти. Оставил сумку у стены, не спеша разулся. Его сознание все больше и больше мутнело. - Мам? - позвал мальчик, на ходу заглянув на кухню. Пусто, на столе рассыпаны остатки муки. Не придав этому значения, он пошел дальше. Шаги звучали так громко, что даже сквозь предобморочное состояние были отчетливо слышны. - Мама? Пап? Наконец, Влад схватился за арку, ведущую в гостиную. Потянулся, ожидая застать там родителей. И застал. Поначалу, не мог понять, что видит. Ему мешала боль и вездесущие черные пятна, мелькающие до того часто, что застилали обзор. - Пап, вы чего? - он оттолкнулся, чувствуя, как боль отступает. Отец сидел посреди комнаты на коленях, спрятав лицо в ладонях. - Пап? Мама лежала на полу. Дойдя до отца, мальчик оперся о его плечо и без лишних мыслей заглянул за широкую спину. - Па-а-а-п, - протянул он дрожащим голосом. Глаза привыкли к темноте, позволяя без препятствий изучить открывшуюся картину. Картину, которая не укладывалась в голове и больше походила на кошмарный сон. Влад знал, как работали сны - это всего лишь проекция пережитых воспоминаний, просто игры мозга. Ребенок задышал чаще. При каждом вдохе грудная клетка вздымалась и опускалась, точно кто-то надувал внутри резиновый шарик. Надуть. Спустить. Надуть. Спустить. С каждым разом надувать шарик становилось все сложнее, от напряжения он грозил вот-вот лопнуть. - Папа... – рука опасливо отнялась от каменного плеча. - Что... Густые русые пряди волнами лежали на полу, создавая фон побледневшему женскому лицу. Мутные глаза были широко раскрыты, направлены в потолок. Они изменились - стали цвета мертвеца. Такие же глаза Влад представлял себе, когда папа описывал ему рыб, которых ловил в детстве. Скользкие туши лежали в медном ведре с каплей воды и беспомощно открывали пасти. В этом тоже ощущалась некая схожесть: мамины губы, синие, потрескавшиеся, с каплей крови на уголке, были приоткрыты. Но больше прочего Владу запомнились пятна на шее. Четкие, ровные следы большой руки с длинными пальцами. Руки, которая обязана творить красоту. *** - В рапорте сказано, что она умерла от удушения, - кивнул Роман. - Вина твоего отца была полностью доказана. Отпечатки, показания свидетелей, даже его личное подтверждение. Посадили на двенадцать лет, но свой срок он не отсидел, умер примерно за пару лет до выхода, верно? - Да. Он был совсем плох. Роман взглянул на Вампира вопросительно, с подозрением, очень быстро перебирая в голове все доступные материалы дела, но не вспомнил ничего, что намекало бы на связь Беляевых после разлуки. Преступник же был равнодушен. Прикусил губу, погрузившись в какие-то свои мысли. - В деле есть результаты проверки на наркотики, - аккуратно начал майор, с особым вниманием отслеживая реакцию мужчины. Тот словно только этого и ждал. - Да, я знаю, что он принимал. Порошок нашли на - Ты обещал, - возмутилась Вера Павловна, глядя на дорогу. Влад не видел лица, но чувствовал, насколько мама недовольна. Выслушав ее реплику, он с тревогой перевел взгляд на отца.