- Сам плотно сидел? – Влад закурил, стряхивая пепел в пустой рокс. При этом внимательно следил за реакцией Сома. Тот отвернулся, по привычке поправляя поднятый рукав черной толстовки. Татуировка, изображающая большую рыбу, огибала предплечье. Образ парня сильно перекликался с тем, как он выглядел почти восемь лет назад, за одним, но всеобъемлющим исключением – из-за наркотиков его очень быстро забирала старость. Вряд ли кто-то незнакомый сказал бы, что перед ним двадцативосьмилетний парень, ведь Сом выглядел лет на десять старше.
- На тот момент нет. Это было баловство. Особо не хотелось, потому что всегда все было под рукой, никакой ломки. Якобы. А потом я передознулся.
- Ты говорил. В клинике долго лежал?
- Нет, желудок прочистили, прокапали, отпоили и отпустили. Лично родителям в руки передали. Там, соответственно, и полиция, разборки. Я никого не выдал, наплел историю, что старшеклассники дали таблетки, не рассчитал, передоз словил. Родители на тот момент уже догадывались, что я принимаю, видели меня в невменяемом состоянии, чуть ли не откачивали, но тоже ничего не сказали. Дедушка с бабушкой дали указание молчать, мол, испортят мне психику. Они всегда всех затыкали, говорили: «Молодой парень, пусть все попробует, побалуется. Потом поймет, что это - всего лишь игрушки и за голову возьмется. Чем скорее на себе испытает, тем быстрее повзрослеет».
- Не хочу говорить плохо про твоих стариков, но… - Влад многозначительно вскинул брови. Илья кивнул.
- Да, знаю. Не та тактика воспитания. Я продолжил варить и принимать. В один день нас накрыли. Квартира на первом этаже, выпрыгнуть и сбежать легко. Но мы сразу договаривались, что в таких ситуациях будем тянуть спички – у кого длинная, тот и вскрывается.
- В смысле, сдается?
- Ага. Мне досталась длинная.
Приятели молча уставились друг на друга.
- Ты сидел?
- Три года дали. Отсидел два и пять, - признался рассказчик, потирая сухие руки. Эта тема заставляла его волноваться, что очень просто читало по поведению. – А потом вышел чистый, встретился со старыми друзьями и узнал, что длинные спички были у всех. Меня сдали, потому что я единственный был без судимостей и несовершеннолетний.
- Мрази.
- Наверное. В колонии жить жизнь оказалось сложно, чего только не видел. В тот вечер со всеми переругался, вспомнил просранные два с половиной года, обида такая душила. Снова сорвался. Пришел домой, мама увидела. Молча ушла на кухню, я в комнате заперся. Помню, как она в слезах сидела. Папа ей в воду валерьянку капал, а она тогда ту фразу сказала. До сих пор в голове звучит.
Илья замолчал, видимо, воспроизводя четкий отрезок воспоминания. Его сосредоточенный грустный взгляд зацепился за стакан Влада, дно которого уже было присыпано пеплом.
- Что за фраза-то?
- «Лучше бы он умер тогда, я бы поплакала и успокоилась. А сейчас уже так устала», - говоря это, парень помрачнел и опустил голову. Движения рук, которые продолжали касаться друг друга, стали более рваными. – Я стал принимать больше. Мама с папой то пытались меня в универ отправить, то еще что, а я из дома уходил. Пропал на какое-то время, даже не знаю, на какое. На какие деньги дозы брал - тоже. Единственный случай запомнил, когда на отходняках к бабушке приехал. Она меня накормила, но быстро спать ушла, чувствовала себя плохо. Начала эту любимую тему, мол, скоро умру, и дед тоже старый. Сказала, что в шкафу деньги на похороны лежат.
- Взял?
Илья поджал губы.
- Хотел. В руках держал уже. Не смог.
- На что восстанавливался?
- Не на что. Хотел перетерпеть отходняки. Слонялся по городу, а это осень была. Холодно, мокро, спал в парках, иногда везло, в подъезды заходил. На третий день уже не выдержал, было настолько плохо, что хотел кожу заживо стянуть. Нестерпимая боль: выворачивает кости, поясница ноет, голова жужжит, как пчелиный улей. Ты каждую пчелку чувствуешь. И от звука никуда не деться. Срываться я не хотел, понимал, что опять придется все это видеть, а мне на тот момент девятнадцать уже было, на своем веку столько смертей пережил. Похороны по пальцам не пересчитать. И друзей хоронил, и знакомых – все от передоза откинулись или от инфекций каких-то, вплоть до СПИДа. Решил, что сам уйду. Пошел к поездным путям за городом, лег на рельсы поперек и просто стал ждать.
- Не дождался?
- Поезд по соседним путям проехал. Свернул на другую ветку. Я тогда решил, что Бог дал мне еще один шанс.
- Бог? Типа, чудо? До брось, этот случай с натяжкой так назовешь.
- Ну, чудо или нет - в себя привело. Я принимать перестал, перетерпел. Честно говоря, было очень сложно. Все время хотелось вкинуться. Постоянно. Даже когда уже осознанно на все взглянул – тяга осталась. Естественно, нужно было что-то делать. Я устроился на работу в клуб, думал, раз там наркота запрещена, будет проще держаться. Потом встретил старых знакомых, которые предложили дурь толкать в «Гараже». С родителями отношения так и остались натянутыми, хотел съехать побыстрее, подумал – подзаработаю, согласился. Снова начал распространять.