Но упёрлась!
–К царевне Алане! – рявкаю я, когда стража пытается остановить меня. В моих руках тарелка с её любимыми жемчужинками-пирожными.
Я не выношу Алану, но навестить её сейчас – полезно. Слухи пойдут быстро, ведь это же так чудесно и благородно: старшая царевна Эва жалеет младшую царевну Алану, а злой брат Сигер…
Да и удивляет она меня, удивляет! Не ждала я от неё твёрдости!
–Эва! – она рада мне. Пока она обнимает меня тонкими, никогда не знавшими меча руками, я успеваю заметить её растрёпанный, совершенно не царский вид. Да и лицо – распухшее от слёз, и глаза ярко-синие – блестят от слёз.
–Это тебе, – ставлю тарелку на кровать, места иного просто нет – стол в каких-то ниточках и ракушечках, в мелких коралловых жемчужинках и цветном песке, да в стеклянных фигурках. Иногда я забываю какое она дитя, может быть от того она так весела и беззаботна была? Я-то всё детство своё очернила борьбой, предвестием интриг, а она?..
–Спасибо, – Алана только взгляд бросает и тут же отворачивается от тарелки, смотрит на меня.
–Склони голову, – советую я, моя совесть требует, чтобы я так сказала ей. Ну в самом деле, Океан, что же делается? Я сильная, я могу за себя постоять, если и проиграю, то так, что море вскипит напоследок, а она?
–Он не Царь, – Алана возражает, её возражение категорично.
–Пусть так, но он на троне Морского Царя, и это надо учесть, Алана. К чему твой мятеж? К чему твоё откровенное презрение?
Океан, почему я должна объяснять всем, что надо быть умнее, хитрее, осторожнее? Ну есть же очевидные вещи!
–Потому что он ненастоящий Царь! Я чувствую сердцем – он сделал что-то…что-то такое…
Слёзы блестят у Аланы в глазах. Она не плачет, старается держаться при мне – маленькая, суровая царевна, легкомысленная и слабая! Что ты можешь против других? Да, конечно, ты чуешь дурное – это всякий брат или сестра чует – но в тебе, быть может, больше моря, чем я видела?
Оно кровит, я знаю. Оно требует мятежа и кары отцеубийце и узурпатору трона. Но море не правит, правит тот, в ком живёт море. Само море не носит корону, но я свою должна буду сдержать.
–Это не так, Алана, – я говорю строго, словно она виновата в какой-то проделке, – народ признал его. Я признала его.
Я не люблю Алану. Я вообще никого не люблю – только море, но Алана всегда тянется ко мне, и потому я прихожу к этому аргументу, продавливая её непокорность. Даже я, Алана, склонилась! А ты?
Я поступаю так не из добродетели, вернее, во мне есть шип жалости к ней, но больше всё-таки расчёта – мне нужны любые союзники, никогда не знаешь заранее откуда придёт нужная помощь и откуда вылезет новый враг.
–Ну и дура, – бурчит Алана, и я цепенею.
Вот тебе и щукин день! Это кто же тебя научил? Ладно я – я в оружейной как у себя дома в детстве была, да и тренировки посещала – с мечом училась управляться, да и в битвах бывала, но ты-то куда?
Доплыли.
–Ладно, поговорим как подобает, – соглашаюсь я, – я тоже против. Я против него, слышишь? Но что я сейчас могу? У него пока сторонников больше, чем у меня. Надо ждать.
Алана слышит, но не реагирует. Море в ней кипит, противится перемирию. Море не знает мира, оно ведает войну.
А ещё смерть.
–Знаешь, Эва, я его, наверное, убью, – вдруг говорит Алана, поднимая глаза. В ней уже нет жемчужной легкомысленности и тонкого перезвона почти русалочьих песен. В ней только мрачность, которая так отвратительно не идёт её мягким, ещё совсем юным чертам.
Я молчу, пытаясь понять насколько мне выгодно это. Нет, само собой, Сигер даже пьяный отобьётся от Аланы влёгкую, но сама попытка…
Она мне выгодна или нет?
–Что ты такое говоришь? – пожалуй, всё-таки выгодна. Если Алана совершит на него покушение, то тогда либо Сигер станет применять более жёсткие меры к потенциальным заговорщикам, чем привлечёт на мою сторону больше симпатии, либо он и вовсе накажет её или убьёт, чем опять же себя загонит в ловушку и привлечёт на мою сторону больше симпатии, да ещё и повод даст: возмездие, месть за сестру.
–Убью, – упрямится Алана, и я пытаюсь понять почему её море не огибает камни, а точит их. – Он обещал прийти после пира. Я уже приготовила нож…
Она поднимает одну из юбок платья, и я вижу тонкий нож. Ну да, конечно, таким убьёшь! Это же нож для самих пирожных, которые, как известно, куда прочнее, чем плоть!
Тьфу! Надо было не мелочиться и отдать Алану на обучение мечному делу, пусть не было бы у неё успеха, но хотя бы что-то она бы умела! А то с ножом для пирожных против Сигера – это, конечно, угроза! Ну не свой же нож ей оставлять?