Большинство собеседниц, услышав ответ про танцы с мячом, наверное, отступили бы. Другие, более энергичные, старались бы переубедить дворового Роналдиньо. Но Марго была девушкой с иным складом характера.
Она как бы невзначай упоминала в ежедневных беседах то урок, то первую вечеринку, то спектакль, в котором танцевали ее преподаватели, но все широкими мазками, без фанатизма. Постепенно ей удалось развеять все сомнения своего друга.
Мысли о насмешках партнеров по футбольным баталиям и нелепом колючем цветке в зубах уступили место любопытству. Почва была готова для решительного штурма, но остался последний барьер: треклятая кумпарсита. Пам-пам-пам-пара-ра-пам-пам-пам-пам… Об этот риф, должно быть, разбилась не одна попытка притащить постсоветского мальчика или мужа в танго! Марго обошла его, словно бывалый мореход. В момент, когда он не был готов оказать ожесточенное сопротивление, она подсунула ему диск с танго-нуэво – электронным танго. Таким меланхоличным и в то же время похожим на современную диско-электронику…
Именно эту музыку транслировали затычки в его ушах тем утром, когда он, измученный недосыпом и авитаминозом, болтаясь на автобусном поручне, случайно сфокусировал взгляд на лице девушки, стоявшей по соседству.
Сквозь десяток лет, полных призывных взглядов и улыбок красавиц, сложно понять, почему именно она вывела его из состояния дремы. Невысокая, темно-русые волосы распущены и ниспадают чуть ниже плеч. Фигура стройная и женственная, на носу очаровательная горбинка. Одета неброско: курточка, джинсы и сапоги до колен. Ну и шарф объемный. Цвета? Курточка вроде коричневая… Или черная. Шарф, кажется, крупной вязки. Скорее всего, тоже коричневый. Джинсы, наверное, черные, а сапоги коричневые… Или наоборот. Да какая, собственно, разница? В те времена он в буквальном смысле мог полюбить за красивые глаза. Их-то он как раз запомнил хорошо! Они были карими. Не очень темные, но и не очень светлые. Большие, но не навыкате. И постоянно щурились так загадочно, словно силились разглядеть что-то неуловимое… Позже выяснилось, что причина этого таинственного взгляда банальная близорукость.
Окажись он в подобной ситуации десять лет спустя, пожалуй, познакомился бы с ней в тот же день, но тогда просто застенчиво пялился, пока автобус не достиг конечной остановки и незнакомка не затерялась в толпе. Даже рассказывать о произошедшем не стал никому. Выкинул из головы.
Жизнь вернулась в привычную колею: утро-пробежка-завтрак-автобус. Наспех накинутая куртка, пуговицы не застегнуты, волосы взъерошены. Метро, Васька. Человеческие пробки и нечеловеческие давки. Каждый день маскировка под пингвина перед входом на эскалатор. И каждый день пробкой от шампанского вон из метро: до начала пар десять минут.
Местечко на третьей парте у эркера ближе к проходу. У окна уже сидит Рита. В другом конце аудитории брошенная им же первая любовь. Ее присутствие все еще ощущается кожей. Приходится не замечать, отодвигать на второй план, игнорировать, посылать к такой-то матери… Но со временем помесь чувства вины и сомнений ушли.
С четвертого курса учеба потекла в энергосберегающем режиме. Очередное болото… Для зубра недостаточно усердный, для кандидата на вылет излишне старательный, он научился технично отделять зерна от плевел. Если предмет представлял интерес, слушал и записывал. Если нет – играл с Ритой в игры со словами вроде балды или виселицы и придумывал сценарии для КВНа.
Но однажды он снова увидел девушку с горбинкой на носу. Конечно же, опять в автобусе. И снова глупо таращился, не в силах предпринять хоть что-нибудь. Корабль, шедший по гладкой воде, неожиданно тряхнуло.
Этот сценарий повторился несколько раз. Теперь он ждал ее появления, едва садился в автобус. Она садилась через две остановки – значит, жила недалеко.
Это открытие вдохновило его продолжить баловаться нехитрой дедукцией. От бессмысленного созерцания он перешел к осознанной слежке. Пытался по незначительным деталям угадать характер и предпочтения ни о чем не подозревающей жертвы, но это оказалось нелегко, улов был крайне скуден.