Сумел затронуть интерес ясноглазой, чернявой дивчины. Люба оказалась сердцу кудрявого русича Гульна. Выгодно отличалась краса берендейки от прелестей Полянских девушек. Ничего особенного — невысокая, глазастая… Но — чуть румяней кожа, чуть ярче взор, чуть ниже голос… Заворожили Ходуню наливающиеся молодые грудки под тесно сшитым платном, наполнили истомой пылкое сердце. Бедовые мысли в голове дурманили слаще меда.
Ходуня рассказывал девице про житье на Киевском посаде, что дружинники — первые люди в княжестве, что полянам с чубатыми, пришлыми с севера, варягами страшиться тут нечего. Гульна говорила о том, как непохожи они, здешние берендеи, расселившиеся по Днепру, на соплеменников, оставшихся в лесах и степях Заднепровья.
Погляделки погляделками, рассказы рассказами, а вскоре недалеко от них на поляне послышались визгливая собачья перекличка, переполох и какая-то возня. За Гульной прибежал встревоженный косматый берендейский парень. Истаяв в прозрачных глазах ухажера, девица в тот момент как раз рассказывала о том, что давным-давно по правому берегу Днепра жил какой-то славянский народ, но пришли хазары от гор высоких и повоевали его, а потом и славян киевских. Киевляне откупились данью. А правобережные — из-за близости Дикого поля — понемногу научились кочевому языку и образовали теперешний берендейский народ… Ходуня усмехнулся, но ответить ничего не успел. Оставшись без милой собеседницы, воротился к приятелям.
Оказалось, пока названная парочка, уединенно ворковала среди березок, прибегали сердитые берендейские мужики, вооруженные луками и кистенями, да еще прихватив с собой свору выжловок. Заслышав топот копыт да наглые молодецкие голоса, прибегали, всполошенные, отбивать своих девиц. Но, определив, что поляне приехали не с разбоем, а по мирному дельцу, обошлись непонятными берендейскими оскорблениями, грозными упреками, выхватыванием девок за длинные косицы и командами псам. Добры молодцы, дабы не навредить Ходуниному предприятию, страшно бесясь, сдержали свой пыл. Ох, если бы другой случай!..
Быстро бежало времечко. Иногда и за короткий срок меняется многое. Сплотив призывом смелым силы Руси, начал несчастный Игорь поход на ромеев. Во главе его рати шли храбрые — с хохлами на лысых головах — варяги-руссы. Они составляли малую, переднюю дружину князя, будучи его приятелями, телохранителями да защитниками его стола, доставшегося Игорю от отца и дяди. Много голов посекли отчаянные белобрысые варяги ради утверждения богами назначенного князя.
Были и такие руссы, которые, расселившись и размножившись на Киевской земле, не нашли места при дворе княжеском. Не в силах сдержать воинское рвение, бесстрашные воины уезжали в далекую Грецию — служить и воевать за византийского басилевса. Ромеи принимали руссов из Киева, и рождалось новое понятие: русские из Киева. Киевская Русь…
Издревле называли южане северную землю Русью. Теперь Русь расцвела и на Днепре..
Вероятно, неправильная политика князя Игоря по отношению к своему войску, по отношению к своенравным варягам, а также ратное мастерство нанятых ромеями людей из числа руссов — бесстрашных воинов и мудрых советчиков, знакомых с тактикой русской рати, — привели к бесславному поражению большого киевского войска в землях Греции.
Полупустые и немногочисленные ладьи причалили к Олешью в устье Днепра. Князь Игорь с малой дружиной пересел в легкие и быстрые челны и отправился по Днепру к Киеву, со стыдом взирая на молчаливые берега. Боевых коней с провожатыми пустили по берегу. Основная же рать, потеряв и в пучине, и за морем огромную часть войска, оставив на той стороне ряды могильников-курганов, не найдя в Олешье должного числа челнов и ладей, пошла на север диким измученным строем.
Среди прочих плелся и Ходуня. В его голове шумела стукотень мыслей: «Мы проиграли… Полегли на поле брани мои товарищи… Князь тоже проиграл, он с нами был, и он печален… Как же я устал… Князь с прихвостнями забрал челны и уже, небось, в Киеве… Князь рожден князем и живет князем — всем на зависть… Князь всегда будет князем… Кто же сейчас я?..»
Ходуня, еще недавно ощущавший себя доблестным дружинником, мнивший, что князь про него знает, князь его видит, пробегая вскользь глазами по общему строю, закручинился. Он совершенно точно определил свое положение: загнанный большой охотой молодой выжля, бежавший со всеми, старавшийся, но теперь отставший и ничего больше не желающий. Истинно — выпущенная на зверя, рвавшаяся отличиться, по щенячьи преданная псина, в кутерьме густой травы и разных предметов, отнимающих силу, скорость и прыть, потерявшая и добычу, и веру в хозяина…