— Приезжая,— ответил Андрей,— Она москвичка.
А мысленно он крепко обругал себя: «Дурак я. Ужасный дурак. Конечно, нужно было рассказать…»
Теперь сделать это было совершенно невозможно.
Загорелся свет. Заскрипели кресла. Андрей старался не смотреть в ту сторону, где были Лида и Микола.
И Лида тоже старалась не смотреть на Андрея. Андрей и Вера вышли из кинотеатра. Огромные плафоны уличных фонарей заливали проспект ярким желтоватым светом. В окне табачного магазина красные буквы из неоновых трубок образовывали слово «папиросы», а зеленые — «сигареты». Над почтамтом такие же неоновые, но более крупные слова предлагали минчанам возобновить подписку на газеты и журналы на второе полугодие.
— Как мы будем добираться домой? — спросила Вера.— Что ты предлагаешь?
— Пойдем пешком. Сегодня чудесный вечер.
— Ты с ума сошел. Витя дома один с этим твоим каким-то новым подшефным… Давай поедем на троллейбусе, а потом…
— Хорошо, давай поедем на троллейбусе,— согласился Андрей.
Вечер был теплый и тихий. По небу плыл выщербленный месяц. Изредка он прятался за небольшие тучки, и тогда более яркими казались звезды.
Выйдя из кинотеатра, Лида сказала, что она еще плохо ориентируется в Минске. Поэтому, может быть, Микола согласится проводить ее? Если, конечно, у него есть свободное время.
— О, времени у меня сколько хотите! — поспешил заявить Микола.
Словно по уговору, они миновали троллейбусную остановку, даже не замедлив шага. И дальше шли, всю дорогу не обращая внимания на обгонявшие их машины. Шли молча, чуть поодаль друг от друга.
Только возле Дома правительства Микола решился спросить:
— Вы надолго приехали к нам в депо?
— Меня прислали,— только и сказала Лида.
Больше они к этой теме не возвращались.
Когда миновали Западный мост, Микола сказал, что фильм ему не понравился. Лида без возражений согласилась с его мнением. На Московской улице, за молочным заводом, он сообщил, что в этом году лето в Минске такое, какого давно не было. Лида кивком головы приняла это к сведению. Подходя к Бетонному мосту, Микола посчитал нужным разъяснить:
— А знаете, на двенадцатом ряду лучше всего видно. Я всегда беру двенадцатый ряд.
Это его разъяснение осталось и вовсе без ответа. Тогда Микола с ужасом подумал, что Лида, возможно, каким-то образом узнала, как ему достались сегодняшние билеты, и его привязанность к двенадцатому ряду в этом свете выглядит более чем смешной. Это подействовало на него еще более угнетающе.
Лида вполголоса затянула какую-то мелодию, грустную-грустную — кажется, ту самую, что лилась с эстрады в кинотеатре. Теперь она, очевидно, уже знала дорогу сама, потому что шла несколько впереди Миколы. Микола решил, что как только Лида перестанет напевать, он расскажет ей о том, что недавно в центральном книжном магазине ему посчастливилось познакомиться с одним писателем и что писатель подарил ему свою книгу с автог графом. Потом, подумав, Микола пришел к выводу, что об этом, пожалуй, не стоит рассказывать, потому что Лида, чего доброго, воспримет его слова как жалкое хвастовство. Да и книга ему, откровенно говоря, не очень понравилась, там были одни рассказы, а Микола больше любил читать длинные романы, особенно про войну и про шпионов. Пожалуй, лучше будет, если он расскажет ей о том, как…
— Вот я и дома,— неожиданно сказала Лида.— Дальше меня провожать не нужно, я добегу сама. До свидания. Вы чудесный кавалер, и мне очень приятно было провести с вами вечер. До свидания.
— Но мы… еще встретимся?..— потерянно спросил Микола.
— Мы будем встречаться каждый день,— сказала Лида.— Ведь я теперь в некотором роде ваше начальство.
Ее темное платье вскоре пропало из виду.
Микола поплелся в свой мужской корпус, находившийся сравнительно недалеко.
Примерно в это же время вернулись домой Бережковы. В Витиной комнате, рядом с его кроваткой, стояла раскладушка. На ней, свернувшись калачиком, спал Генка.
Стараясь не шуметь, Бережковы наскоро поужинали и направились в спальню. Там Вера зачем-то включила утюг и стала рыться в комоде.