В хату вошел кучер Илько. Он поздравил хозяйку с праздником, но раздеваться не стал, а только выпил рюмку запеканки и сказал:
— Я за тобой, Юр. Твоя мама послала.
Тимиш, провожая Юру, уговаривал его взять свою «частку» подарков. Юра был не прочь, но почему-то постеснялся, подумав о маме и тете Гале.
Усевшись в сани, Юра попросил дать ему вожжи. Илько позволил, но концы не выпускал из рук, зная резвость породистой кобылы Семирамиды. Юра правил стоя, покрикивая, как это делал Илько: «Ирря!» Семирамида бежала крупной рысью. Летевшие из-под ее копыт комки снега громко хлопали в жестяной передок саней. Илько время от времени приговаривал, весело покрикивал:
— Легче, легче!.. — но вожжей не отбирал.
Юра очень любил дядька Антона, уважал его и немножко побаивался. Но кучера Илько он любил как-то веселее. Солдат, гусар в прошлом, Илько «на усмирении» крестьян в 1905 году отказался наотрез стрелять по толпе. И не сносить бы ему головы, если бы его не спас командир полка, ценивший своевольного гусара за его необыкновенную любовь к лошадям. После солдатчины Илья Гаврилович Горбонос, родом из соседнего села, поступил старшим конюхом в училище.
Был Илько невысок, сухопар, подтянут, молодцеват, носил залихватские усики, чуб, шапку набекрень. Почувствовав в мальчике такую же, как его собственная, страсть к лошадям, он крепко и нежно привязался к нему и баловал по-своему: усаживал на спину жеребцов, от огненного взгляда которых душа холодела. Разрешал помогать при уборке и даже поднимал его, чтобы дать возможность почистить скребницей и щеткой шею знаменитой Рогнеды.
До чего же приятно мчаться на санях по укатанной дороге, да еще управлять при этом Семирамидой, такой замечательной, такой резвой и красивой лошадью, повиновавшейся малейшему движению руки! Ох, ехать бы так вечно!
До чего же кучера счастливые люди!..
Глава IV. КЛАД
1
Весна нагрянула внезапно, яркая, солнечная, дружная, с теплым дождем и южным ветром. Узенькая Саксаганка вздулась, вышла из берегов, затопила поемные луга, огороды, а кое-где подступила к самым хатам. Дороги развезло — ни проехать, ни пройти. Вся степь покрылась сотнями и тысячами ручейков. Они звенят, журчат, рокочут…
Как весело пускать кораблик по быстрому ручейку и бежать за ним вниз по склону, а рядом скачут с лаем любимые собаки! А назавтра на месте этого ручейка видишь уже зеленую щетку травянистых усов. Впрочем, нетрудно найти другой судоходный ручей…
Перед самым обедом Юра с Алешей пустили в дальнее плавание деревянный кораблик-долбленку «Руслан» с запиской на дне, залитой воском. «Руслан» благополучно сплыл по овражку в овраг и вынесся на весенний разлив. Теперь он поплывет по Саксаганке в Ингулец, впадающий в Днепр, а по Днепру — в Черное море. Может быть, доплывет и до турецкого султана.
Когда на следующее утро мальчики выбежали в степь с корабликами, ручьев уже не было и снега не было, и только кое-где чуть сочилась вода. Побежали к Саксаганке. Половодье тоже исчезло. Воды было много, мутной, но мчалась она в берегах. Поскорее спустили в речку оба кораблика, и уже нет их — уплыли.
А по степи несется сюр-р-р-рчание сусликов, похожее на тревожный, прерывистый свисток сторожа. Суслик стоит на задних ножках, как маленький желто-серый столбик. Суслики — враги урожая. Это мальчики знают. В прошлом году они не раз увязывались за училищными группами, ходившими травить сусликов или «выливать» их из нор водой.
— Взять его! Вперед! — кричит Юра собакам и вместе с ними несется к суслику.
Скачут Шайтан и Белка, южнорусские овчарки с белой, как у овец, шерстью, налезающей на глаза. Скачут Гром и Пуговка, огромные темно-серые волкодавы с обрезанными ушами и хвостами. Не лая, а визжа от ярости, несутся жесткошерстные фокстерьеры Джоли и Бимба. А суслик уже нырнул в нору.
Конечно, фокстерьеры сейчас же начали яростно рыть землю передними лапами. Глядя на них, начали рыть и другие собаки. Юра и Алеша подбадривали, науськивали. Образовалась большая воронка, почти в аршин глубиной, а суслика нет…
— Боже мой, в каком вы виде! — закричала Ира, подбежавшая к ним с другими девочками. Она очень любит повторять чужие слова, хотя сама всегда готова присоединиться к мальчикам.
Наконец собак удалось отозвать от ямки, только фокстерьеры ни за что не хотели уходить и продолжали рыть еще глубже. Оставив безнадежную охоту за сусликами, Юра и Алеша согласились помочь обезьянам из Бандерлога собрать побольше подснежников. Цветы они отдавали, а клубни съедали. Вкусные клубни! Ими можно будет питаться по пути к горизонту.
Девочки завизжали от восторга, увидев на склонах оврага фиалки. Мальчики тоже пошли в овраг, конечно не за фиалками, — они спустились на дно и попробовали перейти. Дно было мягкое, грязное, топкое. Перейти нельзя. Придется еще подождать!
Наконец наступил день, когда дно оврага высохло. Открывался прямой путь к горизонту.
Сборы не заняли много времени. Юра и Алеша уложили в мешок буханку хлеба, большой кусок сала, секач, совок, спички, кусок брезента из конюшни для палатки.
Груз получился нелегкий. Кто же будет нести? Решили — пусть груз несет собака. Шайтан первый прибежал на зов. Для пробы привязали ему на спину мешок с песком. Перед этим Шайтан весело махал хвостом, но когда ему на спину привязали мешок и потянули за поводок, он будто взбесился: становился на задние лапы, катался по земле, рычал, вывернулся из ошейника, сбросил груз, отбежал и сел. Сколько его ни звали, больше так и не подошел. Повезло с Громом, волкодавом. Он спокойно дал привязать мешок себе на спину, спокойно пошел с грузом, правда, часто оглядывался. Но когда груз сполз на бок, завертелся на месте, и мешок соскочил. Мальчики повели Грома к Ильку, чтобы тот сделал на него седло из кожи и выездил Грома за один день.
Юра и Алеша вошли в конюшню. Пахну ло приятным конским запахом. Почти все рабочие лошади были в разгоне. Навоз был убран, соломенная подстилка подгребена, сено задано. В другом отделении конюшни стояли выездные лошади и племенные жеребцы. Всех лошадей друзья знали по именам. Были у них и свои любимые. Но ни тот, ни другой в стойла не входили. Опасно!
Пробравшись по верху перегородок, мальчики протягивали к лошадиным мордам кусочки сахара. Мягкие лошадиные губы осторожно брали кусочек. Друзья, чуть побаиваясь, гладили могучие шеи. К Орлику и другим жеребцам, танцевавшим в своих денниках, они не подходили, старались забросить сахар прямо в кормушку.
В третьем отделении в денниках помещались кобылы с маленькими жеребятами. Друзья вошли в денник к трехмесячным. Жеребята обступили их, дружелюбно тыча мордочками, и тоже получили по сладкому кусочку. Юра подсадил Алешу на ближайшего жеребенка. Тот испуганно рванулся. Алеша соскользнул с его спины на солому, а жеребята отбежали в угол и оттуда с интересом смотрели на мальчиков.
На шум прибежал Илько и рассердился, что с ним случалось очень редко:
— А ну, геть отсюда! Жеребят мне не портите!
Просьба мальчиков рассмешила и даже задела Илька. Вьючное седло на Грома сделать нетрудно. Но вот выдрессировать его… Выезжают только лошадей, и то надо немало времени. А чтобы собак?
— Нет, хлопчики, пошукайте другого. Може, где и найдете собачьего гусара.
Юра и Алеша грустно приумолкли. Опять не вышло с путешествием к горизонту.
Прибежала Нина, закричала:
— Юр, заячий дядя приехал!
Юру как пружиной подбросило. Через мгновение он уже мчался домой.
2
Юра любил «заячьего дядю» не столько за конфеты, которыми он всегда одарял, сколько за рассказы о том, как эти конфеты ему удавалось со всевозможными приключениями отвоевать у зайцев.
«Заячий дядя» — Дмитро Иванович, загорелый, с длинными усами и в железных очках, с лукавым, всегда шутливым выражением лица, очень напоминал писаря с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Юра очень любил рассматривать эту картину, висевшую на стене в каморке Илька.