Дядю Василя с женой усадили в один экипаж, второго раненого — в другой. С ними уселись Лидия Николаевна, Юлия Платоновна и доктор, и все тронулись в путь. Раненых, хоть они и просились домой, повезли в больницу при училище, которую теперь стали называть госпиталем!
Вечером говорили о том, что жена дяди Василя живет очень бедно, почти голодает. Юлия Платоновна собрала среди учительских жен денег для нее.
Девочки теперь сразу стали сестрами милосердия. Воевали только мальчишки. Пришлось им разделиться на две армии. «Раненых» вначале назначали: «ты ранен», «ты убит». Но все чаще бои стали переходить в серьезные драки. И появились настоящие, хотя и легкие ранения.
Юра был очень горд, когда Ира как-то забинтовала ему порезанную до крови руку и подвесила ее на перевязь. Долго он ни за что не соглашался сменить загрязненный бинт, хотя было очень трудно надевать пальто.
Когда черная пантера перевязывала ему руку, Юра вначале очень смутился и покраснел. Вообще прежней веселой дружбы с Ирой из-за чего-то уже не было. Она вдруг застеснялась вместе с ним купаться и уходила раздеваться за кусты. На скотный двор и в конюшню она тоже перестала ходить. Жаль…
На войне храбрых награждают. Поэтому Юра, Тимиш и Алеша вырезали в мастерской из жести «георгиевские кресты». Заниматься в мастерской они перестали почти с первых дней войны. Изредка, урывками забегут к Кузьме Фомичу построгать, попросить доску для ружей и пистолетов. Новый слесарь-машинист, сухорукий, не годный к военной службе, заменивший дядька Антона, был очень злой и всегда их прогонял. Поэтому пользоваться слесарными инструментами приходилось потихоньку. В мастерской было холодно. Из дверей дуло, и мальчики отогревали пальцы под мышками. Но кресты сделали очень похожие.
4
В середине зимы дядя Василь на костылях вернулся в село. Он рассказывал о войне такое, что крестьяне забеспокоились, зашептались… Староста пригрозил урядником. Но дядя Василь был герой и ничего не боялся. Он подарил Тимишу два винтовочных патрона. Конечно, Тимиш принес их показать ребятам. Посмотреть патроны сбежались обе «армии».
Каждый брал патрон в руку, тряс возле уха и слушал, как таинственно шуршит порох. Не просто порох. Дядя Василь сказал — бездымный! А какой он, этот порох? Расшатали пулю и вытащили зубами из узкого медного горлышка. Потом высыпали на ладонь кучку маленьких, тоненьких пластинок. Насыпали немного на бумажку и подожгли. Не взрывается, горит ярко, как гребенка, и пахнет так же.
Прошло несколько дней. Тимиш выбил пистон из пустого патрона и привязал патрон к деревяшке. Вот и пистолет готов. С этого и началось увлечение военным изобретательством. Все было забыто! Пробовали стрелять из пистолета спичечными головками, поджигая их спичкой со стороны пистона. Был огонь, дым… Интересно! А что, если порохом и дробью зарядить, а вместо спички приладить бумажный пистон и заставить железку щелкать по нему?
Мальчики и раньше применяли самодельную пращу — узкую тонкую стальную полоску. Если один ее конец держать левой рукой, а другой оттянуть, придерживая на нем пальцами горошину, и отпустить, то она с силой посылает горошину в противника. Теперь они придумали превратить эту стальную пружину в курок, который разбивал бы пистон.
Куча навоза возле дверей конюшни была усыпана прыгающими воробьями. Зашли в конюшню. Пахнуло знакомым запахом. Но мальчикам было сейчас не до лошадей. Тимиш протянул дуло «пистолета» в дверную щель, прицелился. Юра оттянул курок и отпустил его. Выстрел, пороховой дым.
Ура! Два трофея, два воробья есть! После этого пошли охотиться на зайцев. Двух подняли. Стреляли. Но разве для зайца такой заряд требуется? Только и видели что заячьи хвосты.
И тут Юра надумал сделать дуло не из пустого патрона, а из трубы. Получилось почти настоящее ружье. Зарядили его черным порохом, вместо пули — камешком. Испытывая ружье, изобретатель Юра стрелял в стену сарая. Он прижал самодельный приклад к плечу, оттянул и отпустил курок. Грянул выстрел.
Побежали к двери. «Пуля» торчала в доске. Ее легко было выковырнуть. Правый глаз у Юры слезился, им было больно смотреть.
Потом стреляли Тимиш и Алеша. И у них правый глаз после выстрела тоже стал слезиться.
В одно из воскресений, в ясный день, было дано «генеральное» сражение. Воевали в степи, возле кургана и балки. Сабли были деревянные, зато ружья почти настоящие. Стреляли порохом, но холостыми зарядами. Таких ружей уже было три и, кроме того, пять самодельных пистолетов.
Противники, человек по пятнадцати с каждой стороны, до того разошлись, что игра перешла в драку. Начали стрелять камешками. Неизвестно, кто был виновником, но случилось несчастье: одному мальчику из компании Тимиша сильно рассекло бровь. Теперь «сестрам милосердия» пришлось бинтовать уже не шуточную рану. Все спорили, перессорились и домой возвращались врагами.
У Юры глаз снова стал слезиться, покраснел. Он повязал его черной повязкой, получилось, как у героя-офицера на картинке в журнале «Огонек». Но повязка не принесла Юре славы. Мама и тетя Галя ужасно переполошились. А когда того раненого мальчика привели к доктору в больницу и стало известно о сражении, обе «армии» были с позором разоружены и все самодельные ружья и пистолеты уничтожены.
На село стали приходить «похоронные». Бабы выли, а отец Василий все чаще служил панихиды по убитым. Бабы таскали ему кур и яйца.
Зима прошла быстро. Юру и Алешу засадили за учебники. Уроки, уроки, уроки… Диктанты, арифметика, чистописание, география. Занимались с ними обе мамы — Юрина и Алешина. Было решено, что мальчики пройдут дома программы младшего и старшего приготовительных классов и будут держать экзамены сразу в первый класс. Очень хотелось в степь, к мальчишкам, на Саксаганку, но «наука требует жертв», так сказала тетя Галя.
Весной между родителями начались разговоры, где Юра будет жить, когда поступит в гимназию. В Екатеринославе родственников не было. Бездетный Дмитро Иванович превратил свой дом в музей. Значит, надо определить в пансионат. Куда? Было решено, что Юра будет держать экзамен в Первую екатеринославскую классическую гимназию, при которой есть пансионат.
5
Пленные! Пленных ведут!..
К дороге на станцию устремились мальчишки, а за ними и взрослые. Мальчики просто перемахнули через высокий забор из деревянных жердей — не ходить же им через ворота — и уставились на невиданное зрелище.
Огромная толпа, поднимая густую пыль, двигалась по дороге и по полю вдоль нее. Это любопытные сопровождали маленькую группу пленных. Незнакомые серые мундиры, мешковатые шинели на плечах. Некоторые в серых касках с шишкой наверху, а другие в серо-голубых фуражках пирожком, с большими козырьками. Низкие широкие сапоги гулко стучат о мостовую — они подбиты здоровенными железяками.
Пленных было двенадцать человек. Юра таращил на них глаза, ничего не понимая. Он читал, что янычары привязывали руки невольников к хвостам своих коней или обвязывали всех одной длинной веревкой за шеи. На фотографии в журнале у немецкого шпиона руки были связаны за спиной. И вели его два солдата, приставив штыки к спине. А тут?..
Сзади едут три черкеса Бродского. Один знакомый, одноглазый… Единственный солдат-конвоир почему-то тоже идет позади и несет винтовку на ремне за спиной. Пленные не связаны, идут совершенно свободно.
Брели они нестройной гурьбой, изредка переговариваясь, а самый высокий, худощавый, в фуражке с козырьком, даже весело улыбался.
Из толпы слышалось:
— Дать бы ему, чтобы не скалил зубов! Еще насмехается над нами! Убивцы! Немчура проклятая!..
Ропот нарастал.
— Назад! — крикнул одноглазый черкес и угрожающе схватился за приклад, но винтовки не снял.
Толпа подалась назад и замолчала. Кто-то стал громко объяснять:
— Которые в касках — то германцы, а которые в фуражках — то австрияки.
— Странно! — шепнула Ира. — Я думала, их будут пытать.
Юре было очень интересно. Черкесы не пропустили толпу в ворота училища, а тех, кто пытался перелезть через забор, хлестали нагайками. Толпа негодовала на черкесов.