Кефирыч пожал плечами.
– Так они по всему подъезду летают. Андюшки Хмырева домовой навроде как турфирму открыл: экскурсии у них, квартира-то пустая стоит. Тока аппаратура у него старая и с электричеством, что ли, перебои, вот они и лазают где ни попадя.
Вован застыл, забыв про сигарету.
– Это в каком же смысле домовой?
– Ну барабашка евонный.
Сосед невозмутимо пыхал папиросой. Не похоже, чтобы шутил. Скорее сумасшествие приняло глобальные масштабы.
– Их же не бывает... - осторожно заметил Вовка.
– Ну, это уж ты сам решай - не бывает или в туалете летают.
При таком индифферентном отношении всезнающего Кефирыча решать оказалось трудно. Вовка выглянул в глубокую амбразуру окна, мимолетно подивился, что за века, прошедшие с утра, все осталось по-прежнему.
– Ладно, погодь, - Кефирыч решительно затушил папиросу в банке из-под шпрот и поднялся к хмыревской квартире. Звонить не стал, а замысловато постучал в косяк. Дверь осталась закрытой, но в полутьме лестничной клетки завозилось низенькое, пыхтящее и выбралось сквозь стену на белый свет.
Ловко подпрыгнув, скатился по перилам маленький - Вовану чуть повыше колена - упитанный человечек со спутанной марксовской копной на голове и хитрыми бусинами глаз. Забрался на подоконник, деловито достал из кармана здоровенную трубку, потыкал в нее, прищелкнул грязноватыми пальцами и пустил ароматный дымок.
Вовка уже вроде и не удивился, только застыл истуканом, неудобно привалившись к стене. И еще прикинул, сколько больничного дадут. А барабашка сообщил неожиданно гулким басом:
– Феофилом меня звать. Я из пятидесятой.
– Оч'пр'но... - проскрипел Вовка.
– Вот он привидениями и занимается, - уточнил вернувшийся Кефирыч.
– Время нынче сложное, - тоном выступающего по телевизору политика прогудел Феофил, - на хозяев надеяться не приходится, вот и крутимся. По десятку экскурсий в неделю принимаем, в основном иностранные группы, но и наши призраки, бывает, интересуются. А что они и окрестные квартиры посещают, так то от несовершенства технической базы.
Вован потрясенно молчал. Барабашка вздохнул и добавил проще:
– Зеркало портальное-то мне еще от бабки хозяина досталось. Починить бы его да зарядить по-новой, а то ведь заклинания от времени поистрепались. И глючат! - добавил он энергично.
Заскрипела дверь 51-й квартиры, через перила свесилось намакияженное лицо кефирычевой дочери в белых кудряшках.
– Папа, опять на весь подъезд надымил! - возмущенно крикнула она. - За Митькой кто пойдет?
Лохматого барабашки словно бы рядом и не сидело.
– Схожу я, схожу, - махнул папиросой Кефирыч.
Все еще ворча, кефирычева дочь брякнула дверью о косяк.
Вован медленно опустил глаза на заросшую бородой рожицу Феофила. Барабашка никуда не делся: сидел, попыхивая трубочкой, между шпротной банкой и криво выцарапанным на подоконнике "Ленка дура".
– Она его не видит, - потрясенно выдавил Вовка. - А мы видим.
Кефирыч философски пожал плечами.
– Я тож раньше не видел. Пока портвейном не отравился в прошлом году. Вот меня теща твоя и вылечила: как приложила кукишем промеж глаз, так у меня и в желудке протрезвело, и глаза открылись. Я, правда, что ведьма она, не подумал, тоже вначале на белочку грешил.
– И что же, теперь навсегда?..
– Вы, молодой человек, зря расстраиваетесь, - успокоил Феофил. - Успокоитесь, попривыкнете. Закрыть-то глаза недолго, да только вы и сами через недельку не захотите.
Вовка совсем не был в этом уверен.
Истошно визжа протекторами, встал на дыбы возле подъезда лаковый джип. Высунулась из дверей нога в дорогом ботинке с модно задранным носом, раздавила пару старых окурков на асфальте. Следом вылез целиком владелец ботинка, явив миру бутиковый костюм, объемное брюшко, стильную прическу и нездоровый цвет лица.
– О, вот и хозяин приехал, - сообщил Феофил. - Пойду я присмотрю, как там что.
Не утруждаясь подъемом по лестнице, барабашка просто испарился с подоконника.
– Ну вы, папаши, мля, надымили! - заорал Хмырев, поднимаясь к курильщикам. - И перила в дерьме каком-то. Я халупу продал, год искал урода, мля, чтоб на эту конуру щелястую за такие деньги позарился. Щас клиент пожалует, так что давайте-ка быренько на воздух. Ну давайте-давайте, вечером проставлю, если сойдемся.
Кефирыч суетливо подхватил полную окурков банку и уцепил под локоток слегка сомлевшего Вована. Оставшись в одиночестве, Хмырь помахал ладошкой возле лица, разгоняя дым, хозяйским взглядом обвел широкую пошарпанную лестницу и довольно кивнул.
Из стены встревоженно глядел Феофил.
* * *
Кефирыч бодро потрусил к школе за второклассником Митькой, а Вован потерянно затоптался на тротуаре. Идти было решительно некуда. Не домой же к ведьме: ладно, глаза открыла, а ну как чего похуже учудит? Надо же, в собственный выходной, и такая коловерть!
Рассеянно похлопав по карману и вспомнив, что сигареты кончились, двинулся к киоску у автобусной остановки. Правило первое: не знаешь, что делать - перекури.
Возле столба с расписанием топталось зеленое мохнатое чудо с круглыми глазами. Вован мог бы поклясться, что побеги вьюна и нити мокрицы растут у него прямо из кожи.
– Слышь, мужик, - скрипуче, как деревяшкой по стеклу провели, заговорил мохнач. - Не видал, полудневый автобус не отходил ышо?
Вован затравленно оглянулся. Народу, как назло, ни души, только в заплеванном стекле киоска просвечивает снулая физия чернявой продавщицы. Но к ней взывать бесполезно: сроду кроме "Почём?" по-русски не понимает, особенно когда сдачу спрашиваешь.
– Не видал значит... - вздохнул зеленый.
С крыши остановки свесилась узкая, вся в рогах и наростах голова на чешуйчатой шее, чуть не до земли вывалила раздвоенный черный язык. Следом и вторая морда оскалилась, на сей раз упитанная, косматая, с полной пастью зубов.
Вован поперхнулся.
Две зеленоволосые девчонки шумно ссорились, вырывая друг у друга мятую тетрадку. Все бы ничего - подумаешь, модный цвет - но желтые глаза светились нечеловечьим разумом, а мизинцы на руках торчали высоко и вбок, как на птичьей лапе.
Из стоящей на светофоре цистерны выглянуло аморфное полупрозрачное существо, плеснуло рыбьим хвостом. На тополе раскачивалась вниз головой летучая мышь с хорошую кошку величиной. Вовка готов был поклясться, что на когтях у нее ядовито-желтый маникюр. Мягко взмахивая крыльями, пролетел ворон, не уступивший бы в размерах бройлеру, золотисто блеснул в перьях причудливый ошейник.
– Закурить не найдется?
Солидный гном ростом с линейку протягивал огромную трубку. Кончик серой, будто пыльной, бороды его был тщательно заплетен в пять косичек.
Вован попятился, не спуская ошалелых глаз с невиданной живности. Живность проводила сочувственными взглядами.
Двор показался тихой гаванью. Улыбнулся высокими окнами дом, ободряюще захлопал развешанным на балконах бельем. И даже устроившийся на скамейке в тени разлапистой сирени Феофил был своим, родным и нервной дрожи не вызывал. Правда, возле хмыревского барабашки устроился незнакомый тощенький домовенок со стриженной ежиком круглой головой. Выглядел он простуженным: хрюкал красным носом и чихал с привзвизгом.
Солнце подглядывало сквозь листья озорными зайчиками, заставляя неожиданно щуриться. Вован продышался, остыл, и если б еще сигаретку - совсем бы думать забыл о всяких ужасах. Хотя, если за каждым столбом теперь по нечистой харе будет мерещиться, то легче вовсе из дому не выходить!
– Петия-а-а! - прорезался на весь двор тещин голос. - Обе-еда-ть!
Вован поежился.
– Да, вот и у меня дома... - грустно прогудел Феофил, словно продолжая разговор.
– А что дома?
– Ссорятся, - лаконично сообщил он. Вздохнул, помуслил черенок потухшей трубки и пояснил:
– Этот, который квартиру забирает, под ванну даже лазил, придирается все. У меня ж во всем доме ни одного паучишки, я работу свою знаю. Так все одно не по нему. Рамы, говорит, на окнах заменю, концинеры поставлю, и форточку будет не открыть.
– Кондиционеры, - машинально поправил Вован.
– А, все едино. Как же, скажите вы мне, без форточки? Это ж ни одну свежинку в дом не заманишь. И антресоли ломать хочет, и на полы тряпки клеить, и еромонт делать.