В эту минуту мисс Бенбоу оказалась почти рядом, и Диана заметила ее.
— Добрый вечер, мисс Бенбоу!
— Добрый вечер, Диана. Я так рада поздравить вас! Это чудесно, просто прекрасно. Помните: мы все верили в ваш успех и были бы очень огорчены, если бы у вас хоть что-нибудь вышло не так.
— Большое спасибо, мисс Бенбоу. Но это не только моя заслуга. Разве достигла бы я чего-нибудь без помощи воспитателей, без ваших советов?
— Такова наша работа. Однако и мы перед вами в долгу, Диана. Даже в наши дни хорошие знания делают честь школе, а такие, как у вас, — это предмет особой гордости нашего коллектива. Думаю, вы это понимаете.
— Сдается, мисс Фортиндейп по-настоящему рада?
— Она больше, чем рада, она в восторге. Мы все восхищены.
— Спасибо, мисс Бенбоу.
— Ваши родители, конечно, тоже довольны?
— Да, — сдержанно кивнула Диана, — отец очень рад. Ему понравилась мое намерение учиться в Кембридже, потому что он сам когда-то мечтал о нем. Однако, если бы я не получила стипендию о Кембридже не могло быть и речи. Это был бы только Лон… — в этот миг она вспомнила, что мисс Бенбоу окончила Лондонский университет, и тут же поправилась: —… один из обычных провинциальных колледжей.
— Некоторые провинциальные колледжи дают неплохие знания, — ответила мисс Бенбоу с едва заметным укором.
— Конечно. Однако, что ни говори, свои планы меняют только те, кому не везет.
Мисс Бенбоу не дала перевести разговор на эту тему.
— А ваша мать? Наверное, тоже безгранично гордится вашим успехом?
Диана посмотрела на нее своими серыми глазами, которые, казалось, проникали в душу собеседника куда глубже, чем взгляды большинства людей.
— Конечно, — спокойно проговорила она. — Как же иначе?
Мисс Бенбоу чуть приподняла брови.
— Я хочу сказать, что у мамы есть причины гордиться моим успехом, — пояснила Диана.
— Однако же она, несомненно, и гордится? — запротестовала мисс Бенбоу.
— По крайней мере, пытается. И это в самом деле очень мило с ее стороны, — сказала Диана, снова внимательно взглянув на мисс Бенбоу. — Почему некоторые матери считают, что куда пристойнее быть просто самкой, чем блистать умом? — спросила она. — Мне кажется, вы придерживаетесь иного мнения?
Мисс Бенбоу слегка растерялась. Недоговоренность, возникшая в их беседе смутила ее, но она приняла вызов.
— Я думаю, — ответила она задумчиво, — стоило бы заменить слово “пристойнее” словом “понятнее”. Кроме того, сфера интеллекта для большинства матерей — книга за семью печатями. Однако все они, естественно, считают себя более авторитетными в иной области, где им все понятно.
Диана задумалась.
— И все же “пристойнее” здесь больше подходит, хотя я и не знаю, почему, — сказала она, слегка насупившись.
Мисс Бенбоу покачала головой:
— А не смешиваете ли вы пристойность с ортодоксальностью? Не удивительно, если родители пытаются лепить детей по своему образцу и подобию. — Немного поколебавшись, она продолжила: — Или вам никогда не приходило в голову, что когда дочка наперекор матери выбирает свой собственный путь, то она как бы заявляет этим: “Образ жизни, хороший для тебя, мама, мне не подходит”. Поэтому матерям, равно как и другим людям, это вряд ли нравится.
— Вы имеете в виду, что в душе каждая мать надеется: фиаско дочери на пути к карьере подтвердит материнскую правоту?
— А не чересчур ли вы категоричны, Диана?
— Но мои выводы вытекают из всего сказанного, мисс Бенбоу, разве не так?
— Думаю, мы больше не будем делать никаких выводов. Где вы собираетесь провести каникулы?
— В Германии, — ответила Диана. — Правда, мне хотелось бы съездить во Францию, но Германия будет мне полезнее.
Они еще немного поговорили об этом, затем мисс Бенбоу еще раз поздравила Диану и пожелала ей успехов в университетской жизни.
— Я очень признательна вам за все. Я так рада, что вы все довольны мной, — заявила Диана. И добавила задумчиво: — Мне надо было высказаться иначе, потому что, по правде, каждая женщина может стать респектабельной самкой, если хоть немного пошевелит мозгами. Поэтому не понимаю, почему…
Но мисс Бенбоу не захотела продолжать этот разговор.
— А вот и мисс Теплоу! — воскликнула она. — Я знаю, ей не терпится сказать вам несколько слов. Пойдемте!
Она весьма удачно выполнила этот маневр, а когда мисс Теплоу начала приветствовать Диану, мисс Бенбоу, повернувшись, оказалась лицом к лицу с Брендой Уоткинс. Здороваясь с Брендой, новенькое обручальное колечко которой, несомненно, значило больше, нежели стипендия какого-либо университета, она услышала голос Дианы: “Понимаете, быть только женщиной и больше никем — для меня это значит навсегда закрыть перед собой мир. Я хочу сказать, что в этом состоянии не может быть никакого роста, разве не так, мисс Теплоу? Разве что вы станете куртизанкой или кем-то….”
— Я никак не могу понять, от кого она это унаследовала, — раздраженно проговорила миссис Брекли.
— Только не от меня, — ответил ей муж. — Мне иногда хотелось, чтобы наша семья была немного интеллектуальнее, но, насколько я знаю, этого никогда не было. Так не все ли равно, откуда это пришло?
— Но я совсем не имела в виду интеллект. У отца, конечно, была голова на плечах, иначе он ничего не добился бы в своем бизнесе. Нет, то, как она подвергает сомнению все, что сомнению не подлежит, можно назвать независимостью.
— И ведь она находит какие-то удивительные ответы, о чем я время от времени слышу, — сказал мистер Брекли.
— Это какая-то неугомонность, — настаивала на своем Мальвина Брекли. — Конечно, молодые девушки бывают неугомонными, но это уже выходит за всякие рамки.
— И никаких парней, — глухим голосом заметил муж. — Однако не накликать бы беды, дорогая, ведь все еще впереди.
— Это как раз было бы естественно. Такая красивая девушка, как Диана…
— Ее окружали бы десятки поклонников, если бы она захотела. Ей нужно только научиться хихикать и не говорить им такого, что вызывает у них панику.
— Но ведь Диана не самодовольная мещанка, Гарольд.
— Я знаю. Но ее считают такой. В нашей среде бесконечно много условностей. Здесь различают только три типа девушек: спортсменки, хохотушки и самодовольные мещанки. Плохо, что нам приходится жить в такой провинции, и я уверен, ты не хочешь, чтобы Диана увлеклась одним из этих неотесанных парней?
— Ну, конечно же, нет. Именно поэтому…
— Я знаю: так было бы нормальнее. Моя дорогая, когда мы в прошлый раз разговаривали в школе с мисс Патисон, она напророчила Диане блестящее будущее. Она сказала “блестящее”, а это означает — необычное. Блестяще будущее не может быть обычным.
— Для нее важнее быть счастливой, чем знаменитой.
— Моя дорогая, ты думаешь, что счастливы те, кого мы считаем обычными. Это очень сложно. Ты только приглядись к ним… Нет, надо радоваться, что она не влюбилась ни в одного из этих необразованных шалопаев. Тогда для нее не существовало бы никакого блестящего будущего, и подумать только — из-за кого? Из-за какого-то неуча! Да не волнуйся, она найдет свой собственный путь. Нужно только дать ей больше свободы.
— Кстати, припоминаю, у моей матери была младшая сестра, моя тетка Энн, — заметила миссис Брекли. — Она была не совсем нормальной.
— И чего ей недоставало?
— Нет, я не в этом смысле. Ее посадили в тюрьму в тысяча девятьсот двенадцатом или тринадцатом году. За то, что она бросала на Пикадилли петарды.
— Ради бога, зачем?
— Она швырнула их под ноги лошадям, вызвав такое замешательство, что уличное движение остановилось от Бонд-стрит до самой Эдгар-стрит. Тогда она залезла на крышу автобуса и стала выкрикивать: “Право голоса для женщин!”, пока ее не стащили оттуда. За это она получила месяц заключения. Всей семье было очень стыдно. Вскоре после освобождения она швырнула кирпич в окно на Оксфорд-стрит и получила еще два месяца. Из тюрьмы она вышла уже не совсем здоровой, так как пережила там голодовку, и бабушка забрала ее в деревню. Но она сбежала оттуда и успела влепить бутылкой чернил в мистера Бэпфора, поэтому ее снова арестовали и посадили. На этот раз она чуть не спалила целое крыло Холлоуэйской тюрьмы.