— Тогда представляю, что вы обо мне думаете, — усмехнулся Николас.
— Я думаю, что вам безразлично мое мнение.
Она сверкнула глазами и направилась к выходу, сообщив дяде, что будет ожидать его в машине.
Николас криво улыбнулся. Сэр Роберт оказался прав: эта женщина далеко не салонная скромница. Конечно, ему и раньше приходилось сталкиваться с разного рода поборницами феминизма. Обычно он ставил этих самоуверенных особ на место, но не в данном случае. Николас впервые спасовал, и — самое интересное — не знал почему…
Сэр Роберт занял место рядом с Лавандой, и машина плавно тронулась с места. Некоторое время они ехали молча, наблюдая сквозь стекла за ночной жизнью посольского района Раппонги.
Первой нарушила тишину Лаванда. Она вспомнила взгляд, которым ее наградил Николас при знакомстве, и, весело хихикнув, заметила:
— Наверняка он решил, что я одна из тех чудовищных феминисток, которые, оказавшись с мужчиной один на один, бьют его коленом в пах и вызывают полицию.
— Не понимаю, неужели ты надеешься подобным поведением соблазнить Ридли? Боюсь, его первое впечатление о тебе было не самым лестным, — произнес сэр Роберт, укоризненно качая головой.
— Именно этого я и добивалась. Чем хуже он станет думать обо мне, тем сильнее будет контраст… — Лаванда осеклась, словно сболтнула лишнего.
Сэр Роберт подозрительно посмотрел на нее, но промолчал…
Да, контраст определенно должен быть ярким, иначе весь придуманный ею план рухнет словно карточный домик. Осознав, что без помощи профессионала не обойтись, Лаванда решила обратиться к авторитетному лицу. В этом ей неожиданно помог Хидэмаро. Используя одному ему известные связи, он устроил для нее необходимую встречу.
В данную минуту Лаванда шла вслед за ним по вымощенной камнями дорожке, ведущей к изящному чайному павильону, окруженному садом. Именно здесь, по словам старого слуги, ее ожидала Итисудзу-сан — самая прекрасная гейша в «мире цветов и ив».
Не успели они подойти к входу, как черные лакированные двери гостеприимно раздвинулись. Возникшая в проеме пожилая прислуга приветствовала их низким поклоном и пригласила войти, сообщив, что Итисудзу-сан уже ожидает уважаемых гостей в маленькой гостиной.
Оставив обувь при входе, Лаванда надела хлопчатобумажные носки, предусмотрительно захваченные Хидэмаро из дома, и, подбадриваемая его кивком, последовала за служанкой уже в одиночестве.
Оклеенные белой бумагой решетчатые перегородки сёдзи отъехали в стороны, и Лаванда очутилась в небольшой комнате. Тотчас навстречу ей поднялась молодая женщина в кимоно из красно-коричневого тонкого шелка. Она низко поклонилась и, к удивлению Лаванды, заговорила с ней на безупречном английском языке:
— Мисс Лир, для меня большая честь принимать вас у себя в гостях.
— Итисудзу-сан, встреча с вами не меньшая честь для меня, — произнесла Лаванда, возвращая хозяйке любезность.
Гейша улыбнулась и, слегка наклонив голову, предложила ей сесть у очага, на огне которого уже закипала вода.
После того как Лаванда последовала приглашению, Итисудзу подошла к токонома, стенной нише для хранения посуды, сняла с полки чашку, а затем, наполнив ее ароматным чаем, подала гостье.
Лаванда, не скрывая восхищения, наблюдала за полными грации движениями гейши. На мгновение ей показалось, что она присутствует на представлении, разыгрываемом специально для нее. Каждый жест маленьких рук, поворот головы изящной японки создавали впечатление отточенности и выверенности, в то же время не лишенной естественности.
Женщина, угощающая Лаванду чаем и занявшая место напротив нее для удобства беседы, достойна была называться произведением искусства наравне с той чашкой, которая коснулась губ гостьи.
Одного взгляда хватило Лаванде, чтобы понять: это шедевр мастера Рекю, дошедший до современности из глубины шестнадцатого века. Она встречала изображение подобной посуды лишь в альбомах по искусству, о чем не замедлила с благоговейным восторгом поведать гостеприимной хозяйке.
Выслушав ее, госпожа Итисудзу улыбнулась уголками алых губ, на густо набеленном лице схожих с цветком мака на заснеженном поле, и произнесла:
— Вы совершенно правы, мисс Лир, эта чашка работы Рекю. Она досталась мне от моей наставницы и, если верить ее словам, некогда принадлежала Касэн из дома Огия.
— Первой женщине-гейше?! — Лаванда не смогла скрыть своего удивления. — Насколько мне известно, до нее гейшами или, вернее сказать, гейсями были исключительно мужчины, в обязанности которых входило развлекать гостей остроумной беседой, игрой на музыкальных инструментах, пением…