Был еще один раненый – дневальный разведроты. Шальной осколочек воткнулся в голень, но он из-за такого пустяка даже не пошел на перевязку. А возможно, на санчасть просто не хватило времени – его, вместе с остальными предполагаемыми свидетелями, через двадцать минут увели в особый отдел.
Глава 18
Если для командира полка утренний инцидент был неприятным происшествием, бросающим тень на состояние дисциплины в части, то для начальника особого отдела это был шанс, упустить который было не только глупо, но и попросту смешно. И он упускать его не собирался, сработал быстро и оперативно. День-два на определение всех прямых и косвенных виновников ЧП, еще пару суток на отчеты и докладные записки – и можно не только смело ожидать поощрения за успешно проведенное дознание, но и заметно усилить свое влияние на штаб и политотдел восемьсот шестидесятого отдельного мотострелкового: теракт все же – дело нешуточное.
К вечеру, еще не окончив опрос всех, так или иначе причастных к делу лиц, умудренный долгой службой и богатым опытом проницательный майор уже знал, КТО кинул гранату. Кроме него это не было тайной еще для двух человек – самого щенка «гранатометчика» и этого засранца, залетчика-дневального четвертой роты – единственного из всех, кто среагировал на хлопок еще до того, как раздался взрыв.
Первый настоящий допрос особист провел в ту же ночь. Копать он начал с Шурика. Но безрезультатно промаявшись пару часов, перешел в соседнюю камеру. «Гранатометчик» заведомо казался ему слабаком, который расколется сразу, если только на него надавить как следует. Но и здесь «дядю» ждала неудача. «Гранатометчик " колоться не хотел, молчал, как пограничный столб. Уже на рассвете „дядя“ ни с чем вернулся к себе в „модуль“. Прямо в одежде он завалился на кровать и, закурив свою, по всей видимости, пятидесятую сигарету за сутки, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Черт с вами, подонки… Куда вы на хрен денетесь!
Они никуда и не делись, все так же сидели по отдельным камерам. Но, словно сговорившись, играли с майором в молчанку. Все намеченные им сроки прошли, и через неделю особист, скрепя сердце, пошел к подполковнику Смирнову. Деваться ему было некуда, и он предложил громкое это дело «тихо подзашить», мол, мы тут все свои мужики, понимаем… и нечего сор из избы… Столь дружеское предложение благосклонно приняли, и дело полюбовно замяли.
Правда, замяли не для всех. Командиру роты связи досталось с лихвой. Вмазав отметку о неполном служебном соответствии, его понизили в должности, а заодно наказали и по партийной линии – вынесли строгий выговор с занесением в учетную карточку и торжественно пообещали при первом же удобном случае не только исключить из партии, но и вообще выкинуть из армии к такой-то матери. Возможно, капитан отделался бы и менее тяжкими побоями, но, свято веря в справедливость и законность, додумался подать рапорт вышестоящему руководству, где слезно пожаловался по поводу влепленной ему оплеухи. Как только «телега» долетела до Кабула, из штаба армии позвонили полкачу и по-отцовски пожурили: что ты, мол, так и так, надо же за угол заходить, а потом уж подчиненных воспитывать…, чтобы через голову идиотские рапорты не подавали!
На следующее утро после звонка бывшего ротного быстренько освободили от временно занимаемой должности командира взвода и в тот же день перевели в Бахарак – заведовать радиостанцией точки. Там капитан заменил прекрасно справлявшегося с этой работой прапорщика! А чтоб одному ему не было скучно, вместе с ним отправили в ссылку и бывшего старшину – как тогда говорили: попал кусок под раздачу!
Столь крутые меры незамедлительно отразились и на всей многострадальной роте связи. Им прислали нового командира – типичного привокзального урку, а еще раньше подыскали такого зверюгу-прапора, что даже дембеля доблестно и самоотверженно скребли и чуть ли не языками вылизывали полы в своей прославленной палатке. Ходили в наряды по кухне, по роте и на дежурство по полковому туалету…