- Коля! – взмолилась я. – Я панически боюсь сцены!
Кулибин рассердился. Я узнала, что бессовестная и бессердечная, что мне совершенно не дорога честь факультета, что все стараются и только я одна, надутая гордячка, вечно в стороне, вечно сама по себе. Его речь меня буквально перепахала, и я согласилась подготовить номер. Господи, боже ты мой! Я согласилась!
- Я для тебя выбил зал танцевальной студии, - удовлетворённо сказал Колька.- По средам и пятницам, с шести до семи вечера.
Короче говоря, он даже и не сомневался, что я соглашусь.
Когда Кулибин убрался, Лариска потрясённо уставилась на меня.
- Как же ты успеешь? – спросила она. – Меньше месяца осталось.
Я потрясла головой.
- Ох! – вырвалось у меня. – Не спрашивай! Не знаю!
На каждой из остальных трёх пар преподаватели заботливо снабжали меня справочным материалом. А патриарх выпускающей кафедры, дорогой наш Вениамин Георгиевич вообще принёс мне уже готовый набор книг. Я и не знала, что пользуюсь на факультете такой популярностью у преподавательского состава. Я была испугана и польщена.
Юрка больше так и не подошёл ко мне. Лариса заметила и осторожно поинтересовалась, неужели я предпочла Юрке этого своего странного парня.
- Он не странный, - сообщила я.
- Он страшный, - вдруг дрогнувшим голосом сказала Лариса. – И что бы вы там с Артёмом ни говорили, я его боюсь…
И я вдруг совершенно отчётливо осознала, что ведь тоже боюсь Серёжку. Он смотрел теперь так расчетливо-холодно, так отстранённо. И даже когда мы были вместе, отчуждение я чувствовала всё равно. Кажется, для меня больше не существовало места в его жизни. Вот только сердце моё бедное каждый раз замирало невероятным, головокружительным счастьем под любым из его взглядов.
Я с ожесточением подумала, что не уйду, что пусть хоть как гонит. Буду рядом.
Я с отчаянием подумала, что не надо мне от него ничего, пусть только будет и всё.
Видимо мои мысли отражались у меня на лице, потому что Лариска смотрела с жалостью и испугом. Сказать она так ничего и не решилась.
Когда занятия закончились, и я собралась домой, позвонила мама. Она с нажимом сказала, что хотела бы меня увидеть прямо сейчас. Я пообещала, что приеду. Всю дорогу переживала, думала, что скажу, когда она меня начнёт расспрашивать о моих отношениях с мальчишками. Вот только я совсем не знала, оказывается, свою маму.
Как только я появилась, она сообщила, что Лидия наша застряла в каком-то присутственном месте, где оформляют то ли пенсионные бумаги, то ли прописку какую-то, и мама едет туда. Лидия – человек немолодой, мало ли что. Мне предписывалось накормить Егора и занять его чем-нибудь.
- Гулять нельзя! – сказала мама.
Егорка был слегка простужен, оказывается. Я сообщила, что всё поняла, но попросила вернуться к семи, потому что у меня сегодня ещё кошки. Мама быстро расспросила меня, пока переодевалась, что было в школе и как я справляюсь, и исчезла.
Егор был несносно капризен. Он то пытался играть, то просил включить ему мультик и постоянно прикладывался. В конце концов, я устроилась с ним на диване и стала рассказывать про приключения Али-Бабы так, как это делал когда-то папа, добавляя махровую отсебятину и попутно просвещая, что такое сим-сим, кто такие джинны и пери, зачем нужны караваны и почему главного героя истории так зовут. Егор уснул под эти мои рассказки, вцепившись в меня обеими руками.
Я дотянулась до сумки и принялась изучать методички. Получалось это плохо. Я без конца вспоминала, как сегодня утром меня грубо оттолкнули, и как часом позже я сама поступила точно таким же образом. В итоге пришла к выводу, что запуталась, что не знаю, кто мне действительно нужен.
С Юркой было просто. Мы говорили на одном языке, мы жили в одном мире, и он был мне дорог со своими табачными глазами и невозможным характером. Нынешнего Галицына я стеснялась. Он смущал меня пристальными взглядами и неподвижностью. Я не знала, о чём с ним говорить. Да он и не разговаривал со мной почти, демонстрируя полное равнодушие. Вот только гормоны мои устраивали безумный танец всякий раз, лишь только он оказывался в пределах восприятия хотя бы одного из моих органов чувств.
В какой-то момент мысли мои приняли другое направление. Эти двое оставили меня в покое, отстранились. И это хорошо. Я наконец-то могу заняться своими делами. Я быстро пересмотрела методички, отметила, что прочитать в первую очередь. Взяла одну из книг и канула в дебри.
От этого занятия меня оторвал Егорушка. Он проснулся и потребовал чаю. Под обсуждение восточных сказок мне удалось впихнуть в него несколько ложек овсянки с кусочками фруктов. Потом Егор потащил меня рисовать. Мы развели гуашь, взяли один из альбомных листов и стали рисовать барханы и караван. У моего маленького братца было поразительное чувство цвета. Я изумлялась, наблюдая, как он смешивает краски, как одним движением кисти изображает наветренную дорожку на песке, как колдует над контурами верблюда.