Озеру повезло. Это был первый и последний день, когда оно служило сепулькарием. На следующий же день был найден и прокопан обход. Но и в первый же день один из самых длинных и красивых геликтитов над озером погиб.
За озером чувства уже немного утряслись, привыкнув к новым темпам поступления информации. Ничто дальнейшее уже не вызывало такого полного изумления, хотя интересного все равно было немало. Были и озера, над которыми нужно было передвигаться в распоре, чтобы не покалечить снежно-белых заберегов. Между прочим, тоже та еще картинка. Распор прост, когда оно достаточно узко, и эффектно выглядит, когда достаточно высоко. Распор в галерее высотой чуть больше полуметра и шириной метра полтора являет собой и акробатический этюд недюжинный, и зрелище слегка со сдвигом по фазе.
Хотя еще один проход устроил-таки нервное потрясение. Это тот, который был вымощен совершенно прозрачными и до черноты фиолетовыми кристаллами флюорита с кирпич размером. И потрясение было вызвано даже не просто их существованием, а тем, что при нажатии пальцем они рассыпались в мелкие дребезги. Вообще-то в геологии такое явление называется выветриванием — под воздействием сезонных перепадов температур и влажности в камне копятся внутренние напряжения, а трещинки распирает замерзающая в них вода. Но мы-то были в пещере, причем глубоко — в той зоне, где сезонные изменения температуры измеряются сотыми долями градуса, да и влажность меняется очень незначительно. Словом, в условиях, исключающих выветривание категорически.
Десять часов работы. Для второго, еще акклиматизационного, дня вполне достаточно, да уже и не верится, что впереди еще далеко до серьезного препятствия. Около двухсот метров по прямой без единого зала, где можно было бы встать, и без малейших тенденций к расширению. Все равно скоро закончится. Не хочу видеть тупик. Трубим отступление.
Забазированные в сторонке на пути туда и собранные на пути обратно минералогические редкости и удивительности произвели в лагере фурор. Мартин, насмотревшись ОСХИ и прочувствовав, что видел самую фантастическую пещеру в мире, был повергнут в шок вторично. Тем более, что соконит он тоже определить не смог. А у любого профессионального минералога образец чистого минерала размером со спичечный коробок может вызвать инфаркт, если не поддается немедленной диагностике хотя бы в первом приближении. На вечернем трепе долго придумывали название для нового района. Не вспомню, чья была идея, но предложенный вариант назвать район Зелеными Змиями была просто роскошна. Потому что:
а) В некотором приближении геликтиты похожи на змей. И именно зеленых.
б) Ходить во всей новой части можно во весь рост, но — в горизонтальном положении. Причем извиваясь именно на манер змеи между всеми этими геликтитами.
в) Растет там такое, что и в страшном сне не привидится, а разве что в состоянии белой горячки, вызванной неумеренным поглощением того самого зеленого змия.
г) И, наконец, последнее: физиономии и эмоции у вернувшихся оттуда нас, равно как и у изучившего образцы Мартина, вполне вызывали ассоциации с той же самой белой горячкой.
И — праздновали победу. А ради праздника в первый раз попытались обороть Ленин кекс. Вообще-то эпопея с кексом была одним из самых замечательных событий в экспедиции и вполне достойна отдельной главы, но книга все-таки о пещерах, а потому — попробую историю кекса слегка ужать.
Началось с эффекта испорченного телефона. Леня появился в составе экспедиции буквально за пару дней до отъезда, и стандарты на закладку модулей ему пришлось диктовать по телефону. И вместо гексы послышалось — кекс. А так как Леня — человек дисциплинированный, то, даже не выразив удивления, он побежал в магазин и напихначил во все модули по полтора кило сухого полуфабриката кексов. А для себя оправдал это соображением, что спелеологи — они все странные и разные, и хрен нас знает, вдруг мы из этого кекса лепешки научились печь. На примусе и вместо хлеба.