Профессор больше не смотрел в сторону Бугрова, он, как бы, вообще перестал замечать его, а ошеломленный Бугров тщетно пытался переварить только что полученную информацию. Так вот оно что выходит!
Ещё как-то зимой Бугров совершенно случайно, краем уха подслушал некий разговор о довольно неприятной истории, произошедшей в институте незадолго до его прихода. Что-то о любви молодой сотрудницы к профессору, и даже, кажется, любви взаимной. Но, что это была за история, как и почему вынуждена была уйти из института эта самая сотрудница… этого Бугров так и не узнал, а расспросить поподробнее – постеснялся. А теперь вот выясняется, что учительница эта…
Так вот почему шеф не в духе с утра!
Бугрову вдруг страстно захотелось хоть глазком одним взглянуть на таинственную эту соблазнительницу. Хотя, почему одним! Обоими посмотрит… и уже скоро…
Но видно такой уж сегодня выдался у Бугрова несчастливый день.
– Придётся вам вернуться назад, Александр Сергеевич, – неожиданно сказал профессор, так и не обернувшись. Потом помолчал немного и добавил: – На электричке доберётесь?
В душе Бугрова всколыхнулась, было, робкая надежда, что вечер сегодняшний, возможно, ещё будет спасён! Ежели он прямо отсюда, со станции, звякнет сейчас Танюшке… и ежели она окажется на месте… А почему, собственно, ей не оказаться на месте?
Но надежда эта тут же угасла.
– К вечеру жду вас, но уже вместе со студентами, – сухо проговорил профессор, и добавил, обращаясь уже к шофёру: – Притормозите, Василий Степанович.
Василий Степанович, или просто Вася, молодой белозубый парень, послушно притормозил. А профессор наконец-таки всё же повернулся в сторону Бугрова. Соизволил, так сказать…
– И вы уж постарайтесь, Александр Сергеевич, несмотря на всю вашу занятость… – профессор сделал особое ударение на этом последнем слове, – постарайтесь всё же не забыть об этой моей просьбе!
Дверь «уазика» с треском захлопнулась, и машина, обдав Бугрова напоследок удушливым коктейлем из едкой дорожной пыли и сизоватых выхлопных газов, скрылась за поворотом. А сам Бугров, пнув в сердцах ни в чём не повинный придорожный камень и чертыхнувшись при этом от всей души, уныло поплёлся вверх по узкой извилистой тропинке, ведущей прямиком к небольшому железнодорожному полустанку.
– Тринадцать… – продолжал отсчитывать Сергей, – четырнадцать… Ну что, подбросим нашему Котофеевичу ещё пяток минут на мелкие карманные, так сказать?
– Не стоит! – злорадно заключил я. – Кажется, эксперимент наш уже закончен и даже с треском провален!
Девушка улыбнулась, отрицательно покачала головой и, повернувшись к Витьке спиной, быстро зашагало куда-то в направлении прямо противоположном нашему. Некоторое время обескураженный Виктор свет Андреевич молча и тоскливо смотрел ей вслед, потом, сделав резкий и не лишённый изящества крен вправо и взял курс на сближение с другой девушкой, одиноко сидящей на скамейке и читающей какую-то книгу.
– Нет, что ни говорите, а мне нравится эта его настойчивость и целеустремлённость! – задумчиво проговорил Сергей. – Есть в нём что-то от Дон-Жуана. Как считаешь, Натаха?
– От барона Мюнхгаузена, скорее! – уточнила Наташа и вдруг весело расхохоталась. – Нет, вы только посмотрите, что вытворяет!
А в это самое время Виктор свет Андреевич что-то увлечённо рассказывал своему объекту «номер два». Он даже руками размахивал, вырисовывая ими в воздухе какие-то странные, абсолютно абстрактные фигуры. И девушка уже не читала. Отложив книгу в сторону, она внимательно смотрела и внимательно слушала.
– Во даёт! – восхищённо сказал Сергей. – Ещё немного и в пляс пустится! Что, опять прокол? Ай-ай-ай!
Девушка встала и, не пошла даже, а прямо таки бросилась навстречу высокому парню явно африканской наружности. Они нежно обнялись.
– Бедный котик! – саркастически заметила Наташа и вздохнула с сожалением явно притворным. – Удар за ударом!
А «бедный котик», понурив голову, уже плёлся назад к машине. Ни слова не говоря, влез в неё и так саданул дверкой, что Сергей даже обернулся недовольно.
– Дверка причём? – наставительно сказал я. – За что ты её так, бедную?
– Двойка! – объявил Сергей строгим голосом. – Давай дневник, двоечник!
– Бац, бац – и мимо! – ядовито пропела Наташа и снова вздохнула с притворным сочувствием: – На кого променяла!
Витька подавленно молчал и даже на такой, казалось бы, сверхмощный раздражитель, как Наташа, совершенно не прореагировал. По боксёрским понятиям, он был не в нокдауне даже, а в самом глубоком нокауте.