Света на несколько мгновений растерялась. Застыла, замерев, подумала: и правда, куда мне торопиться? Можно немного обождать. Пусть цыганка погадает. Кто еще ей счастье задёшево продаст?
Тогда Свете показалось, что эти мысли в её голове прозвучали, сказанные голосом цыганки. Конечно, это её напугало. Женщина не раз слышала, что цыганки так и норовят обмануть, запутать, лишить воли, и, в конечном итоге — обокрасть.
В ярости выкрикнула она в лицо гадалке:
— Зубы мне заговариваете? Обокрасть решили? Идите, другую дуру ищите, чтобы ей на счастье гадать! Мне уже того, что у меня есть, хватает. А что мимо пройдёт неузнанным — значит, не для меня оно.
Цыганка злобно оскалилась, ну ровно хорёк или ласка:
— Это ты меня так благодаришь за возможность счастливой стать — воровкой да вруньей обзываешь? Или зло я тебе какое-то сделала? Только за гадание денег попросила… — столько укора было в последней фразе гадалки, что Свете поневоле стало стыдно. Только… А разве сама она не была права?
— Я у Вас, женщина, ничего не просила, и деньги Вам платить не намерена. Зла Вы мне, может, и не делали, но это потому, что я сама не позволила, а не потому, что Вы вдруг благородно не захотели. С шарлатанками вроде Вас я дел никаких иметь не желаю, хоть обижайтесь, хоть нет. А запугивать меня так же бесполезно, как и улещивать. Поэтому давайте сейчас разойдёмся по-хорошему, чтобы я больше Вас рядом с собой не видела. — Света даже слегка улыбнулась, высказавшись. Зато цыганка вдруг перестала из себя строить несправедливо обиженную.
— Ох, молодая ты, глупая, жизни не знаешь, мира не знаешь… Я-то что? Плюнь в меня — я утрусь, да и забуду об обиде сразу же. Только ты не в меня, ты в судьбу свою плюёшь… Она-то не забудет, не простит, и так ответит, что ты до конца жизни утираться будешь.
Света отчего-то зябко вздрогнула, но тут же взяла себя в руки:
— Разговор окончен. Не думайте, что сможете меня напугать своим загадочным бормотанием, я не из пугливых.
— Напугать тебя? Даже и в мыслях не было. Предостеречь тебя хочу, потому что жалею, глупую.
— Ой, идите уже со своими никчёмными играми. Как будто сейчас в гадание вообще кто-то верит.
Похоже, Светлане всё-таки удалось вывести цыганку из себя. Она затряслась от плохо контролируемой ярости, и голос её вдруг зазвучал зло, страшно:
— Гадание — это не игра, ведь с чужими судьбами, а особенно со своими, игры плохо заканчиваются. А ты, раз такая неверующая, будешь со своей судьбой в разладе. И не видать тебе удачи, пока какая-нибудь другая шарлатанка, которой ты поверишь, счастья тебе не нагадает… Только кто же захочет такой неблагодарной помогать? Так и жизнь проживёшь, без удачи да без счастья.
Выговорившись, цыганка спрятала куда-то в недра длинной многослойной юбки не понадобившуюся ей колоду, и пустилась прочь, довольно резво для своего возраста, оставляя Свету на их импровизированном поле боя победительницей. Да только, как и сказала гадалка, счастья и удачи Светлане эта победа не принесла.
Всё действительно начиналось с мелочей. Там спала плохо, не выспалась, там ребёнок закапризничал, пока его, упрямца, уговаривала да собирала, пока в детский сад отводила — на работу опоздала. Опоздания, рассеянность на работе из-за мелких, но постоянных неприятностей, которые стали происходить со Светой не переставая.
К чести Светланы, в своих собственных неприятностях она не винила никого кроме себя, любимой и единственной. И всегда находила разумное объяснение, почему с ней произошло что-то плохое. И сама в эти объяснения верила.
Верила, что просто стала хуже работать, потому что не может полностью сосредоточиться на выполняемых обязанностях, когда несколько раз лишилась премии. А неожиданное сокращение её рабочего места лишь подтвердило версию Светы: не будут сотрудника, который важен и ценен, так просто без предупреждения на улицу выкидывать.
Когда ушёл к любовнице муж, Света тоже нашла этому понятное объяснение. Она с этой вечной борьбой за существование поблекла, подурнела, вот он и нашёл другую — поэффектнее, да поласковее. Кто в этом виноват кроме неё самой? Мужа выбрала такого, что не захотел, не сумел с ней жизнь прожить.
А уж когда сынишка заболел чем-то, что врачи не могли никак поставить точный диагноз — то ли переживая, что родители разошлись, то ли просто подцепив неизвестный вирус — так и вовсе хоть караул кричи. Света не кричала, просто сидела у постели ребёнка, коротая долгие бессонные ночи, и думала — за что им это? Ей, предположим, есть за что, а сынишка в чём виноват?
Сын, к счастью, болеть перестал, другая работа тоже нашлась. Не такая высокооплачиваемая, как была, но на самое необходимое для жизни им двоим хватало, а когда приходили алименты, или просто переводы небольших сумм от бывшего мужа, и вовсе можно было слегка шикануть. Только вот на мужчин Света после развода не смотрела — всё не могла бывшего за предательство простить… И на других эту обиду тоже затаила.
Так и жила Света — как придётся, не то, чтобы плохо, но не радостно, не счастливо. Порой уже в отчаянии готова была поверить — всё потому, что от счастья сама отказалась, прогневила судьбу. Сколько лет прошло, а гадалку ту женщина нет-нет, да вспоминала.
В тот день, когда Алиса устроила коллегам спонтанный сеанс гадания, с утра и вовсе цыганку в толпе увидела, как на остановку автобуса подходила. Вспомнила, что та говорила, погрустила по привычке. Хоть и наученная собственным опытом, в судьбу Света верила мало, и уж точно не пошла бы ни к какой цыганке или новомодной гадалке со своими вопросами. Если же судьба всё-таки есть, то её точно не обманешь притворной верой.
И Алису в тот день попросить погадать не решилась. Не потому, что хотела какой-то секрет рассказать, или огласки боялась. Просто стыдно вдруг стало за жизнь свою неустроенную, да и жалость коллег ей ни к чему. Пусть не идеально — но живёт же она, так о чём теперь жалеть?
Попросила Алису погадать, а сама раздумывала, колебалась. Не денег ей жалко было, тем более, коллега сама сказала, что не много пока денег за гадание берёт. Просто проверяла, правда ли поверила в её гадание, или от дум и отчаяния бросилась к девушке, увидев в ней последнюю надежду.
А потом женщины, которые не побоялись по предложению Алисы судьбу испытать, начали шептаться. У одной то исполнилось, у другой — это. У кого-то по мелочи, а у кого-то круто жизнь меняться начала. Алиса, слушая рассказы коллег о происходящих с ними чудесах лишь улыбалась загадочно. А Света, видя, что та в грудь себя не бьёт, в свои заслуги происходящее не записывает, окончательно в неё поверила.
Алиса слушала рассказ потенциальной клиентки гораздо более внимательно, чем сейчас показывала. После того, как Светлана закончила рассказ, девушка сидела молча, обдумывая полученную информацию.
Были ли последствия жизни Светланы результатом самопрограммирования, в некоторые моменты жизни женщины весьма разрушительным, либо она права, и все случившееся с ней перемены к худшему — всего лишь совпадения, а Света выстраивала из них цепочку только потому, что так и не смогла забыть слов гадалки?
Опять же, если коллега передала свой рассказ с цыганкой верно (а могла и подзабыть подробности, всё-таки времени изрядно прошло), то другая гадалка, которой Света поверит, легко сможет устранить разрушительную программу, а то и перепрограммировать клиентку на более позитивное существование. Раз женщина жива и готова бороться за своё лучшее будущее, то и помочь ей реально.
Но прежде, чем заниматься, благодеяниями, нужно будет, хотя бы ради выполнения формальностей, уточнить у Светланы, чего она сама желает. А то вдруг ей просто нравится быть жертвой и рассказывать знакомым о злобной цыганке, а Алиса её сейчас спасать бросится.
— Вот теперь, когда я знаю, что у тебя стряслось, Свет, скажи, от меня-то ты что хочешь?