— Это же только один гвоздь, — сказал он тогда, — у кузнеца их еще целая корзина.
— Да, — сказала Ора, — но теперь нам нужен будет еще один гвоздь. А у кузнеца останется на один гвоздь меньше. Один лишний гвоздь мог бы пригодиться для подковки лошади, потому что если не хватит даже одного гвоздя, лошадь может потерять подкову, захромать, и погибнет в пустыне вместе со своим всадником. И если в пустыне погибнет отец, его дети могут умереть от голода, а их дети, которые могли бы родиться, уже никогда не родятся — а ведь кто-то из их потомков мог бы стать мудрейшим Сновидцем Мудрости в Гульзакандре, спасителем своего народа и карателем Калазендры.
Его мать пыталась так объяснить, что все великое и важное в мире зависит от множества предшествовавших событий, каждое из которых является частью сложной системы причин и следствий, и невозможно знать, не вызовет ли крошечная потеря чего-то незначительного здесь и сейчас несравненно большей потери чего-то важного где-либо и когда-либо потом.
Куда направлялись эти двенадцать кораблей, когда они услышали телепатический крик о помощи Дейра Ажао? Какая будет разница, если они уже никогда не прибудут к месту назначения? Возможно, никакой или очень малая — а возможно и напротив. Из-за нехватки даже одного корабля может быть проигран бой, потеряна целая планета. А если не будет двенадцати… Кто знает, что поставлено здесь на карту? Этого не знает ни Дафан, ни Гицилла, ни даже Сатораэль — но, возможно, это знает таинственный бог Хаоса, создавший Сатораэля — и этому богу не все равно…
Двенадцать кораблей направились сквозь варп-пространство к миру Дафана. Их навигаторов вел священный Астрономикон. Дафан знал это потому, что это знала Гицилла, и понимал это настолько, насколько понимала она.
И когда корабли выйдут туда, где их командиры ожидают найти нормальное пространство, они окажутся в варп-шторме. Таким образом, их последний переход будет осложнен настолько, что восстановить нормальное отношение с временем и пространством станет невозможным. Корабли будут уничтожены — не просто разорваны на части, как самолет, доставивший Дейра Ажао к Сатораэлю — они будут вывернуты наизнанку и подвергнуты еще более необычным изменениям.
Дафан знал это не столько потому, что это знал Сатораэль — способность Сатораэля к знанию сейчас быстро испарялась — сколько потому, что Сатораэль и был варп-штормом, который причинит эти разрушения, и еще потому, что часть души Дафана тоже стала варп-штормом, как и еще большая часть души Гициллы.
Дафан, Гицилла и Сатораэль будут разорваны вместе с кораблями — но из них троих лишь Дафан сохранил свою сущность достаточно, чтобы подумать о том, что станет с ними. Гицилла, как и Сатораэль, не знала, а лишь чувствовала это, и этого было ей довольно.
Но Дафан понимал, что «довольно» — неподходящее слово. Она и демон просто кипели от восторга, ликовали, были в экстазе. Для них это чувство было всем: не просто кульминацией их существования, но его смыслом и моментом величайшего торжества. Огонь их жизни вспыхнет жарче и ярче, чем огонь любой другой жизни — человека или демона — и они действительно ощущали эту вспышку как наивысшее блаженство, словно для любой жизни ничто иное не имеет значения — лишь то, как эта жизнь будет гореть.
«Но я человек», подумал Дафан, «и не могу так думать. Я человек, и должен задать себе вопрос: что будет после меня? Я человек, и не должен быть равнодушен к ответу на этот вопрос. Я человек, и должен служить делу человечества, неважно, сколько представителей человечества были моими врагами и желали моей смерти. Империум — враг мне, и всегда был врагом, но я человек, и должен задать себе более сложный вопрос, не является ли Империум врагом другого, еще более страшного врага — и если так, какого из врагов я должен ненавидеть больше?»
Империум уничтожил все, что было дорого Дафану — все, кроме Гициллы. Империум заслужил его ненависть. Но Дафан — человек, и должен спросить себя, почему? Если бы он был только человеком, то никогда не нашел бы ответа, но сейчас он был чем-то большим, и решил, что понимает, почему. Он решил, что понимает необходимость Империума. Это была горькая, жестокая необходимость, но все же необходимость.
Во вселенной, где мир был невозможен, ценой существования была война, и именно этим был Империум: машиной войны, охватывающей звезды, осмелившейся повернуть оружие варпа против чудовищных обитателей варпа.
Двенадцать кораблей пытались выйти из варпа, восстановить нормальный контакт с нормальным пространством и временем.