документы. Без документов не буду с тобой разговаривать. Давай документ!
Я ополченец. Ну! Отец распалился и жестикулирует. Заметил сидящего и
остановился.
Сын. Понизив голос.Кто это?
Отец.Тихо, чего орёшь.
Сын. Ещё тише.Что он там делает?
Отец.Чёрт его знает.
Сын.Он вооружён?
Отец.Может быть.
Сын.Русский?
Отец.Не известно.
Сын.Немец?
Отец.Не знаю.
Сын.Бандит?
Отец.Да откуда я знаю?
Пауза.
Сын.Он нас не видит.
Отец.Может притворяется.
Сын.Не шевелится.
Отец.И что с того?
Сын.Что делать то?
Отец.Идём.
Отец крестится крестным знаменьем и идёт первым. Сын за ним. Когда
до сидящего остаётся некоторое расстояние, Отец останавливается и
поворачивается к Сыну.
Сын утвердительно кивает головой. Они проходят недалеко от сидящего,
за его спиной, то есть между ним и аудиторией. Когда они прошли мимо
него на пару шагов, Сын останавливается.
Сын. Шёпотом.Папа…
Отец. Остановился и обернулся, шёпотом.Что?
Сын.Он ничего не спросил.
Отец.Да?
Сын.Ни слова.
Отец.Может лучше самим заговорить с ним?
Сын.Думаешь надо?
Отец.Думаю да, лучше заговорить. Мне кажется, если убежать, он начнёт
стрелять.
Сын.Что ему сказать?
Отец.Ты ничего не говори, я сам скажу.
Отец приближается к сидящему.
Сын.Может по немецки?
Отец.А вдруг это русский? Подумает что мы за немцев и будет стрелять.
Сын.Тогда по русски?
Отец.Дурак. Это может быть немец. Прошу прощения…
Сидящий не реагирует. Отец достаёт из кармана портсигар, открывает
его и протягивает в сторону сидящего.
Отец.Может папиросу?
Пауза.
Отец. Заискивающе.Папироску, а?
Дотронулся до плеча сидящего. Тот наклонился, качнулся и повалился
навзничь. Его лицо пурпурное от крови, не опознать. Отец отпрыгивает
всё ещё держа перед собой открытый портсигар. Сын стоит не
подвижно, впившись взглядом в труп. Отец выпрямился (привёл себя в
порядок), закрыл портсигар и спрятал его в карман. Потом развернулся и
пошёл к левой кулисе. Дошёл до кулисы, остановился и обернулся. Видит,
что Сын продолжает стоять без движения не сводя глаз с лежащего.
Сын как загипнотизированный смотрит на труп, как будто не слышит,
что Отец его зовёт. Отец подходит к нему, берёт за плечо и уводит на
лево. Затемнение. Слышен плач младенца.
Сцена 4.
С правой стороны вкатывается детская коляска толкаемая Бабой.
Коляска загружена товаром, но не известно каким, потому что накрыта
брезентовой тканью. Баба – деревенская баба, полная и вульгарная, не
старая, голова и плечи завёрнуты в шаль, юбка и солдатские сапоги. На
плечах несёт узел. За Бабой идёт Девица, так же с узлом на плечах. Девица
беременна, на столько, что это заметно.
Баба.О боже, я же тебе говорила, чтобы ты не брала марки, марки столько
теперь стоят, сколько и довоенные деньги. Военные тоже говно стоят. Я же
говорила, надо брать солонину.
Девица.Не хотел он давать солонину.
Баба.Тогда надо было взять махорку.
Девица.Не хотел он давать махорку.
Баба.Не хотел, не хотел, а самогон он хотел. Дура. Зачем я тебя послала,
зачем я тебя родила, Господи Иисусе, за что мне всё это, за что мне эта мука,
Господи единый, ты же всё видишь, почему не пошлёшь гром на их головы…
Раздаётся взрыв и его эхо. Баба останавливается.
Баба.…Смилуйся над нами Господи. Пойдём через Борек?
Девица.Борек сожгли.
Баба.Тогда через Ласково.
Девица.Столько идти…
Баба.Не жалуйся, не жалуйся, а то я тебе пожалуюсь.
Девица.Да иду, иду…
Баба. Показывает на живот.С таким товаром?
Девица.Мама, что ты от меня хочешь?
Баба.Кто ж это купит?
Девица.Зато, получила за дарма.
Баба.С военной маркой.
Затемнение. Слышен нарастающий топот мчащейся галопом конницы.
Сцена 5.
На середине сцены маленькая придорожная часовенка. С правой стороны
входит Отец и Сын.
Отец.В двадцатом году мы пошли в штыки. Налетел я на мужика с два метра
ростом, никому не посоветую. Убежать нельзя. Уж он меня метелил, но я
вывернулся и в рыло ему, он и упал на землю. А ещё перед этим мать мою
поносил. Я был тогда почти ребёнком, немного старше тебя, а уже
доброволец.
Сын.А как было на войне?
Отец.На войне было тяжко.
Отец остановился и вытащил из – за пазухи бутылочку – четвертинку
уже немного опорожненную.
Отец.Что ты так смотришь? Ломота у меня в костях… Это чтобы согреться.
Лекарство, понимаешь? Делает глоток из бутылки, вздрагивает.Ну и
гадость… Но нужно для куражу. Кладёт руки в боки.Это мне что соска.
Поворачивается спиной к Сыну и снова прикладывается к бутылке.А-‐а-‐а…
вот мне уже лучше. Ты думаешь мне это нравится. Затыкает бутылку и
прячет за пазуху.После этой войны всё будет иначе, увидишь. Америка о
нас позаботится.
Сын.Я пойду в школу?
Отец.А как же. Это будет начальная школа, сами сыновья врачей, юристов,
инженеров ... Помнишь доктора Юзимбло?
Отец.Элегантный был мужчина. А отец его из деревни.
Сын.И вода будет?
Отец.Какая вода?
Сын.В ванной, что бы не носить её из колодца, тёплая, греть не надо. Будет
своя ванная?
Отец.Думаю да. И по улице будем с тобой ходить, свободно, как захотим.
Нет полиции, жандармерии, никакого контроля, ни облав, ни
принудительных работ, ни лагерей. Выходишь себе на улицу и идёшь, как
будто ни кого нет. Захочешь, повернёшь, а захочешь, пройдёшь дальше. А
если что не понравится, то сразу громко говоришь, так чтобы другие
слушали. Никто за это ничего не сделает. Никто не подслушает, никто не
донесёт.
Сын.И всё будет можно купить?
Отец.Абсолютно.
Сын.И в мяч будет можно играть?
Отец.Да. Клубы будут разрешены. Все виды спорта. Театр, хорошо.
Сын.Пойдём в театр?
Отец.Если будешь хорошо учится, то почему нет? В воскресенье или по
праздникам… Я тоже пойду. Оденемся элегантно и пойдём. Я уже был в
театре.
Сын.В театре артисты?
Отец.Артисты. Артистки…
Сын.А что ещё будет после войны?
Отец.После войны всё будет хорошо.