Дао-цзин смотрела на Цзян Хуа и с печалью в сердце думала: «Сколько еще студентов захвачено помыслами об ученых степенях, сколько еще людей стремится только к личному благополучию!..» На память пришли беззаботная Ли Хуай-ин, упорствующая в своих ошибках Ван Сяо-янь. Дао-цзин присела на кровать и тяжко вздохнула.
— Цзян, скажи мне, какой смысл тратить столько сил и энергии на работу среди интеллигентов — студентов и учащихся? Ведь когда мы победим в вооруженной борьбе, когда рабочие и крестьяне свершат революцию, то все эти сюцаи и цзюйжэни, разумеется, тоже последуют за ними. Так зачем же сейчас…
Дао-цзин прочла усмешку в глазах Цзян Хуа и замолкла, обхватив голову руками.
— Вот уж не думал, что ты можешь нести такой вздор, — откровенно сказал ей Цзян Хуа. — Вооруженная борьба в китайской революции, безусловно, занимает основное место. Поэтому мы все так заботимся о Красной Армии и желаем ей победы. Трудовые классы — рабочие и крестьяне — разумеется, являются основным костяком китайской революции. Ты говоришь, что работа среди интеллигенции не имеет смысла. Так? Тогда странно, почему «Движение 4 мая» вызвало волну антиимпериалистической и антифеодальной борьбы и значительно продвинуло вперед китайскую революцию? Или это не так? А кто начал это движение, позволь спросить? Та же интеллигенция… — Цзян Хуа улыбнулся и сделал несколько глотков из чашки, стоявшей на столе. — Твоя работа не только имеет смысл, но и очень важна. Это так же важно, как и работать среди рабочих и крестьян.
Дао-цзин улыбнулась.
— Что же делать? Я согласна, что нужно отстаивать свои позиции. Только в университете наша работа развертывается крайне медленно.
— Да, в университете сегодня нет единой и сильной организации, — сказал Цзян Хуа, сев на стул. — Нет общей цели, которая бы объединила людей. Вот почему отдельные студенты и ушли с головой в учебу. Такое положение наблюдается не только в Пекинском университете, но и в других учебных заведениях. Восемнадцатого ноября была создана Ассоциация студентов. Может быть, теперь дело изменится к лучшему. От Пекинского университета есть представители в Ассоциации?
— Есть, — уныло произнесла Дао-цзин. — По этому поводу здесь чуть лбы себе не расшибли. Но в конечном итоге получилось, что в Ассоциации представлена только часть студентов.
— А ты знаешь, что я там работаю?
— Да ну? — удивилась Дао-цзин.
— После событий «восемнадцатого сентября» и поездки студентов в Нанкин в студенческом движении наступило затишье. Оно длится вот уже четыре года. Но, посмотри, последнее время началось оживление. Сколько студентов университета прочитало «Манифест» студенческих союзов десяти учебных заведений Бэйпина и Тяньцзиня?
— Почти все. Конечно, нашлись и такие, которые не пожелали даже взглянуть на «Манифест», расклеенный на доске для объявлений. Цзян, а что ты делаешь в Ассоциации? — вырвалось у Дао-цзин. — Ты по собственному желанию пришел, чтобы руководить нами?
— Нет. Вам будет помогать Сюй Хуэй.
— Очень хорошо! — обрадованно воскликнула Дао-цзин. — Она тоже работает среди студентов?
— Партия направила немало своих людей на усиление работы в белых районах. Я слышал, что приехал представитель Центрального Комитета.
— Скоро наступят хорошие времена. Цзян, я просто завидую тебе: ты имеешь опыт работы среди студентов — в свое время блестяще организовал демонстрацию студентов Пекинского университета в Нанкине. Не приходится удивляться, что тебе поручили Ассоциацию… Ты наверняка должен знать Лу Цзя-чуаня. Он был тогда заместителем руководителя демонстрации.
— Конечно, хорошо знал его, — тепло улыбнулся Цзян Хуа. — Я с ним давно работал. Мы были большие друзья.
— Цзян, расскажи мне о нем хоть немного.
— Хорошо… Мне рассказал о Лу Цзя-чуане один товарищ, вышедший из тюрьмы. Его рассказ произвел очень большое впечатление. Я всегда вспоминаю, какую силу воли проявил Лу, когда во время одной из пыток ему сломали ноги. Он руководил в тюрьме голодовкой заключенных.
Дао-цзин облокотилась на стол и, не отрываясь, слушала Цзян Хуа. Лицо ее стало суровым.