Сяо-янь и Хоу Жуй поправили одеяло, налили воды и, подбросив угля в печку, ушли.
«Он придет завтра!» — радостно подумала Дао-цзин и задремала. Ведь они не встречались после той памятной ночи.
Вскоре вернулась Сяо-янь и заботливо склонилась над Дао-цзин.
Едва рассвело, она была уже на ногах и стала одеваться, боясь сделать лишнее движение, чтобы не разбудить подругу. Но Дао-цзин тоже проснулась, с трудом села в кровати и зажгла свет. Сяо-янь бросилась к ней:
— Не выдумывай! Ты вся горишь!
Дао-цзин улыбнулась и потянулась за одеждой.
— Пустяки. Жар спал. Мне полегчало. Похожу — и станет еще лучше.
Сяо-янь покраснела от волнения и схватила Дао-цзин за руку:
— Дао-цзин! Сюй Хуэй просила меня смотреть за тобой. Я перед ней в ответе. Ты никуда не пойдешь!
— Ты в ответе перед Сюй Хуэй, а я перед кем? Не надо обо мне беспокоиться. — Дао-цзин торопливо ополоснула лицо и причесалась. — Сяо-янь, хорошая моя, не сердись. Дел много, как же тут усидишь на месте? Лучше идти. Нельзя нам с тобой сидеть сложа руки в этот великий день.
Продолжая разговаривать, Дао-цзин увлекла за собой Сяо-янь на улицу.
Было еще темно и холодно. Дул сухой колючий ветер. Ослабевшая Дао-цзин покачнулась и упала. Сяо-янь подхватила ее и потащила обратно домой. Но Дао-цзин быстро пришла в себя.
— Дао-цзин, иди ложись в постель! Не беспокойся, я все сделаю за тебя! Если я пролью кровь, то это будет и твоя кровь… — со слезами на глазах уговаривала ее Ван Сяо-янь.
Дао-цзин облокотилась на ее плечо и что-то хотела сказать. В предрассветной тиши вдруг отчетливо послышалась песня — суровая и торжественная. Казалось, что она исходит из самого сердца земли и несет необычайную силу людям. Дао-цзин и Сяо-янь повернулись в ту сторону, откуда доносилось пение, и прислушались, застыв в строгом молчании:
Песня не была для них новой, но на рассвете, перед предстоящей им яростной схваткой, она прозвучала совсем по-новому — величественно и сильно. Кровь вскипела в жилах. Это призыв к штурму, к борьбе! Дао-цзин выпустила из рук плечо подруги и взволнованно сказала:
— Иди скорее! Жду от вас добрых вестей!..
Весь день она пролежала в кровати, не сомкнув глаз. Временами она напрягала слух. На улице ей чудились людской говор и мощные призывы, сливавшиеся с бурными порывами ветра. Казалось, что они приходят из другого мира и сотрясают ее комнатку, заставляя сердце биться учащеннее.
Наконец стемнело. За окном продолжал завывать ветер. Мела поземка. Дао-цзин съежилась под одеялом и заснула, устав от томительного ожидания. Холодный сквозняк заставил ее открыть глаза и зажечь свет. Перед кроватью стояли, дрожа всем телом, Ли Хуай-ин и Ван Сяо-янь.
— Вернулись! Ну, как там? — хватая их за руки и пытаясь сесть, взволнованно спросила Дао-цзин.
— Л-лежи! Мы… мы з-з-замерзли! — еле выговорили девушки.
Их лица посинели, а волосы обледенели. Шуба на Ли Хуай-ин стояла коробом. Но настроение у обеих, особенно у Ли Хуай-ин, было необычайно приподнятым.
— Расскажите, как все было? Не томите! — Дао-цзин сняла с себя куртку и протянула ее Ли Хуай-ин: — На, надень скорее. Твоя шуба стала куском льда.
Та внезапно бросилась на шею к Дао-цзин.
— Сколько лет я бродила в потемках и лишь сегодня поняла, как должен жить человек! — смеясь и плача, сказала она.
Ван Сяо-янь оттащила ее со словами:
— Хуэй-ин, ты что это? Мы же должны поздравлять друг друга!
Дао-цзин, забыв про болезнь, вскочила. Легко одетая, она стояла посреди холодной комнаты и пожимала руки своим подругам:
— Как же вам досталось! Идите скорее к себе, переоденьтесь! Я буду вас ждать.
Лед на волосах Сяо-янь и Ли Хуай-ин растаял, и вода потекла им на лицо.
— Ложись сию же минуту! — подталкивая Дао-цзин, сказала озябшая Ван Сяо-янь. — У тебя жар! А за нас не волнуйся. Нас на Ванфуцзине полицейские облили из пожарной кишки, и то ничего. Мы скоро придем.
— Вы Сюй Хуэй видели? Как она?
— Уже вернулась. Скоро тоже придет к тебе. А почему ты не спрашиваешь про Цзян Хуа? Ты должна беспокоиться и о нем! — оживилась Ван Сяо-янь.