— Мне нужно кое-что сделать, но это не займет много времени. Вероятно, это всего пару часов. И я уже сказал кухонному персоналу, что меня не будет сегодня вечером, так что мне не нужно беспокоиться об этом.
— Почему ты отменил свою смену?
Она либо действительно не знала, почему я отменил работу, либо хотела услышать, как я это скажу. На самом деле это не имело значения, так или иначе, потому что я все равно ответил ей:
— Ну, я подумал, что мог бы провести время с тобой. Но если ты не хочешь...
— Не будь смешным, — сказала она дразнящим тоном и скривила губы. — Конечно, я хочу.
— Хорошо. Чем пока займешься?
Снова взглянув на свой телефон, она проверила время, прежде чем вернуть его на боковой столик.
— Ну, если я буду с тобой сегодня вечером, мне, наверное, следует собрать все свои вещи, чтобы в итоге ничего не оставить. И мне нужно позвонить маме. Я написала ей вчера вечером, чтобы сообщить, что со мной все в порядке, но уверена, что она захочет поговорить со мной.
Мне не нравилась мысль о том, что она будет собирать свои вещи, но я ничего не мог с этим поделать. И я, конечно, не собирался упоминать об этом, особенно, когда сам не мог понять своих чувств, и тем более не мог их объяснить. Лучше всего было позволить событиям развиваться так, как они были задуманы, и оставить все как есть.
— И у тебя есть работа, — сказала она прямо перед тем, как опустить голову и прижаться мягкими губами к моей шее чуть ниже уха. Это было то, что она обнаружила прошлой ночью — чувствительность этого места и реакцию, которую оно вызывало. Так что тот факт, что она сделала это снова, означал, что ей либо не было так больно, как я думал, либо ей было все равно.
— Да, ну... ты вроде как делаешь это проблематичным.
— Типа вот так? — Она пошевелила задом, помещая мою растущую эрекцию между своими теплыми и влажными складками. — Хм. Кажется у нас тут есть одна большая растущая проблема. Что на самом деле хорошо, потому что, будь это не так, это означало бы, что я сделала что-то неправильно.
— О, так этого хочешь? — Я перевернул ее, зажав между своим телом и матрасом. Расположившись между ее ног, толкнулся бедрами, усиливая давление на ее клитор и заставляя ее глаза закатиться. Едва слышных выдохов, соскользнувших с ее приоткрытых губ, было достаточно, чтобы я понял, что попал в точку. — Ты ненасытна, женщина.
Уголки ее рта изгибались все больше и больше, пока ее щеки не стали высокими и круглыми.
— Что я могу сказать... Ты, черт возьми, лучше, чем игрушка.
Схватив ее за бедро, толкнулся вперед, доказывая, насколько я лучше.
В мире не было ничего сексуальнее, чем видеть Кенни с мокрыми волосами. Я не был уверен, что именно вызвало у меня такую реакцию, но мог только предположить, что это было знание того, что она недавно принимала душ. Что заставило меня подумать о ее мокром обнаженном теле и о том, как мне понравилось принимать душ вместе с ней.
— Все сделала? — спросил я, когда она скользнула на сиденье гольф-кара.
Прежде чем высадить ее сегодня утром, мы договорились сделать то, что нам нужно было закончить, чтобы провести остаток дня без помех. Поэтому, как только я завершил свои повседневные дела, помчался к ее домику, чтобы забрать девушку.
— Ага. Я вся твоя до конца дня. — Кенни наклонилась ко мне и быстро, интимно чмокнула меня в губы. Это был первый раз, когда мы так приветствовали друг друга, и хотя я этого не ожидал, это был довольно приятный сюрприз.
Это заставило меня задуматься, каково было бы испытывать это каждый день. Я так долго чувствовал себя одиноким и смирился со своей участью никогда не иметь настоящих отношений, что никогда не позволял себе представить, каково это, когда кто-то ждет меня дома. Чтобы кто-то приветствовал меня у двери, или целовал, когда я входил в комнату. И этот один крошечный обмен — вероятно, то, о чем она не очень задумывалась, — было всем, что требовалось, чтобы без тени сомнения понять, что я хотел этого.
— Я рассказала маме о тебе, — сказала девушка, прервав мои мысли и заставив меня осознать, что я не двигался с тех пор, как она поцеловала меня.
Я отпустил тормоз и медленно начал разворачиваться перед ее домиком.
— О, да? Рассказала ей, какой я удивительный?
Ее хихиканье плыло по ветру и окутывало меня, как вихрь, кружа в мелодичном звуке.
— Ну, можно и так сказать. Она спросила, чем я занималась и почему не позвонила вчера вечером, поэтому я сказал ей, что тусуюсь с тобой. И, конечно, я не могла не рассказать ей о тебе, поэтому поведала о встрече с тобой в первый вечер здесь и о том, что ты, вроде как, владелец этого места. Мама казалась довольно впечатленной.
— Подожди... Как много ты ей рассказала? Надеюсь не все.
— Ой, а не надо было?
Мой желудок скрутило узлом, а горло сжалось, делая дыхание почти невозможным. Также не помогло и то, что моя грудь сжалась, выдавливая жизнь из легких, что значительно затрудняло получение количества кислорода, необходимого для того, чтобы остаться в живых. С другой стороны, казалось, что у меня был выбор — умереть от удушья или от рук очень сердитой матери.
— Я просто шучу, — сказала она со смехом. Должно быть, Кенни сочла мою реакцию комичной, потому что прижала руку к груди и откинула голову назад. — Все, что я сказала, это то, что мы тусовались каждый день, и как ты водил меня к водопаду и прокатил на лодке. Поверь мне, я не посвящала ее во все подробности. Мы близки, но не настолько.
— Я не собираюсь лгать, Кенни... это очень приятно знать.
— Хотя она была настроена скептически, как будто не хотела высказывать свое мнение, пока я не вернусь домой. А это значит, что она, вероятно, думает, что я влюблена в тебя или что-то в этом роде.
Я все ждал и ждал ее реакции по этому поводу. Я бы приняла что угодно — смех, хихиканье, красные щеки. Что-нибудь. Но когда девушка повела себя так, будто в ее словах не было ничего особенного, как будто только что сказала мне, что ела на обед, я решил проверить воду.
— Ну, а это так? Ты не можешь быть единственной женщиной, невосприимчивой к моему обаянию.
— О, да. Конечно, Дрю. — Саркастический юмор сочился из ее голоса. — Я совершенно без ума от тебя. На самом деле, собиралась сделать тебе предложение сегодня вечером, но ты все испортил, так что, думаю, мне придется оставить это и надеяться, что в будущем у меня будет еще один шанс сделать тебя своим.
— Смейся сколько хочешь, но мы оба знаем, что ты будешь скучать по мне.
Краем глаза я заметил, как она скривила губы и прикусила внутреннюю сторону щеки, глядя на дикую местность вокруг нас.
— Хотя у нее были хорошие новости.
Смена темы разговора практически выбила меня из колеи.
— На счет чего?
— Помнишь, я рассказывала тебе о том, как моя мама судилась из-за имущества моего деда? Ну, она узнала, что вчера судья предоставил экстренный доступ к его финансовым активам.
— Вау, это действительно хорошая новость. Значит, теперь она может заботиться о нем, не беспокоясь о деньгах?
— Вроде того. Я предполагаю, что его деньги в основном вложены в недвижимость, поэтому ее адвокат пытается выяснить, какие средства доступны. Она больше ничего об этом не говорила.
Я с головой окунулся в разговор о ее семье, главным образом для того, чтобы остановить комментарий о том, что она без ума от меня, повторяемый в моей голове.
— Держу пари, твоя мама рада, что об этом позаботились. Ей все еще нужно присматривать за твоим дедушкой, но, по крайней мере, ей не придется беспокоиться о финансах. Я помню, как тяжело было с бабушкой в конце, хотя было не очень долго, так что могу представить, каково было твоей маме.
— Ты никогда не рассказывал мне о ней — кроме того, что она умерла несколько лет назад. Что случилось?
— Рак. Она так много вложила в это место, что никогда не ходила на регулярные осмотры и не уделяла особого внимания своему здоровью. Не то, чтобы она часто болела или что-то в этом роде. На самом деле, я не могу вспомнить время, когда она была в плохом настроении. Бабушка была сильной женщиной, но думаю, недостаточно сильна, чтобы победить рак. К тому времени, когда ей поставили диагноз, было уже слишком поздно что-либо делать, кроме как обеспечивать ей комфорт.
— Это ужасно, — сказала Кенни, кладя руку мне на бедро.
— Да, но, по крайней мере, ей не пришлось долго страдать. Все произошло так быстро. Не знаю, что бы я сделал, если бы мне пришлось наблюдать, как она мучается каждый день. Это единственное, за что я благодарен — она никогда не теряла своего настроя и была собой до самого последнего вздоха.
— Я не буду лгать... это нелегко, но не думаю, что для меня это так же тяжело, как для других людей. Когда я росла, дедушки не было в моей жизни, так что у меня нет особых воспоминаний о нем. Я уверена, что если бы это было так, все было бы намного сложнее.
Я подъехал к своему дому и припарковал гольф-кар. Но еще не закончил говорить, поэтому вместо того, чтобы выйти, повернулся к ней лицом и спросил:
— Как твоя мама справляется с этим? Я знаю, ты говорила, что у них были не очень хорошие отношения.
Кенни на мгновение замолчала, а затем убрала руку. Это заставило меня захотеть держаться за нее еще крепче, но даже я понимал, что сейчас не время вмешиваться. Она, казалось, боролась со своим ответом, хотя это, казалось, не было личным, как будто ее нерешительность была вызвана скорее незнанием того, что сказать, а не тем, как это сказать.
— Я не совсем уверена, так как она мало говорит об этом, а если и говорит, то не со мной, — наконец сказала Кенни. — Но из того, что я могу сказать, она злится из-за всей этой ситуации. Я думаю, она злится из-за того, что ей приходится заботиться о нем, когда он никогда не заботился о ней, когда мама росла. Он пропустил все эти молодые годы, так что за это есть обида. Но что, я думаю, беспокоит ее больше всего, так это то, как ему удается легко забыть обо всех ужасных вещах, которые он сделал с ней и моей бабушкой, и ей приходится притворяться, что ничего этого не было, потому что он все равно не может вспомнить.