— Ну и? Какие тут могут быть но? Ты что, боишься, что, став свободным, он тебя оставит?
— Что-то вроде… — признаваться в этом было и больно, и обидно, и просто унизительно. Но врать брату… не хочется, да и бесполезно.
— Шу, ты что? Ты серьёзно? — Кей чуть не рассмеялся, но вовремя прикусил язык. — Он же влюблен в тебя, как… как… — обзывать её любовника мартовским котом было как-то неловко, — ты что, не видишь? Эй, тебя по голове, случайно, не били в последнее время?
— Кей…
— Что Кей? Да слепому видно, что этого Тигренка от тебя не оторвать никакими силами! Ты хоть замечаешь, как он на тебя смотрит? И, если даже он не умеет толком пользоваться своей магией, вряд ли он настолько промахнулся? Вместо отворота приворот — это не слишком ли?
— Да нет, не настолько, конечно… но там тоже не всё так однозначно… просто я знаю, что получится, если я его сейчас отпущу. Даже если я всего лишь разрешу ему говорить… пойми, Кей, я не могу взять и отказаться от него. Пока есть хоть какой-то шанс… хоть крошечный шанс, что я не потеряю его…
— Шу, но почему?
— Что почему?
— Почему ты так уверена…
— Я просто это знаю. Кей, я не могу объяснить тебе, это можно только почувствовать… это как цвет, или запах… только не цвет и не запах, а вероятности. Немного похоже на фехтование, когда ты знаешь, как поведет себя твой противник в следующий момент, к чему приведет тот или иной удар… только противника не видно.
— Ох, Шу, как у тебя все сложно.
— Да уж. Мне бы чего попроще, братик…
— Ты его любишь?
— Да. Люблю.
— А как же твой маркиз?
— Кей, не усложняй ещё больше, ладно? Я надеюсь, что Дайм поймет, но… давай не будем об этом, пожалуйста.
— Шу, а ты говорила Тигренку, что любишь его?
— Нет, и не скажу.
— Может, стоит?
— И как ты себе это представляешь? Дорогой, я тебя люблю, но ошейник не сниму и говорить не разрешу. Не бред ли?
— Нда… хорошо нам, простым королям…
— Ага, хорошо вам. Вот женишься ни своей Таис, и никаких проблем.
— Скорей бы. Я по ней соскучился.
— Скоро увидишь. Урман вроде собирался её на Осенний бал привезти.
— Да? Это он сам сказал или ты догадалась?
— Какая разница? Будет твоя Таис на балу, будет.
— Это радует. Надеюсь, она меня не успела забыть за эти три месяца…
— Ладно тебе, Кей… Зак, не смотри на меня с такой укоризной. Получишь свою леди в целости и сохранности.
— Не будь на Тигренке ошейника, я бы ему… не мог промахнуться в другую сторону.
— Не злись, Зак. Он не виноват…
— Не злюсь я. Где он там? Пора бы, наконец, идти.
Шу позвала Тигренка, наложила на всех изменяющие чары, все вместе они зашли за Эрке с Балустой, и отправились развлекаться.
— Эй, не приставай к моей девушке!
— Девушка, вы его девушка?
— Этого пьяного придурка? Да ни в жизни!
— Слыхал? Отстань от красавицы! — молодой наемник снова склонился к ушку симпатичной девицы. — А как зовут тебя, красавица?
— Митта, красавчик. А тебя? — девушка кокетливо повела округлым плечиком и выставила вперед грудь, приподнятую тесным корсажем и соблазнительно выглядывающую из белой блузы с кружевами.
— А меня Кей. Потанцуем?
— Потанцуем. У тебя имя, как у нашего короля, — влажные карие глазки сияли, щечки разрумянились в предвкушении.
— Эй, невежа! Это моя девушка! Она со мной танцевала! — пьяненький ремесленник полез к наглому вояке с кулаками. Наемник не выглядел опасным противником, будучи почти на голову ниже и почти вдвое легче здоровенного кожевенника.
— Уйди, кабан немытый! — Митте не улыбалось снова оказаться с оттоптанными ногами и трещащими в медвежьих обьятиях ребрами. — Не буду я больше с тобой танцевать!
— Не волнуйся, милочка, — шепнул Кей девице и поймал кулак ремесленника в полете, и, используя инерцию его же движения, завернул ручищу тому за спину и отправил носом в землю. Детина попытался встать, но зарычал от боли — любое движение грозило вывернуть руку окончательно, а то и сломать.
— Не пора ли тебе домой, невежа, — голос наемника был тих и спокоен, но спорить с ним кожевеннику как-то уже расхотелось.
— Угу, — сдаваясь, промычал детина, и юноша отпустил его, давая возможность подняться. Кожевенник с кряхтением встал, готовый к тому, что прыткий молодчик продолжит тыкать его мордой в мостовую, как он сам непременно поступил бы на его месте, но тот дружелюбно ухмыльнулся и бросил ему монетку со словами: