Юрий Алексеевич Кукин родился 17 июля 1932 года в посёлке Сясьстрой Ленинградской области, до 1973 года жил в Петергофе, затем в Ленинграде. Окончил с отличием Ленинградский институт физкультуры им. П. Ф. Лесгафта в 1954 году. Работал тренером по фигурному катанию в детских спортивных школах Петродворца, Ломоносова, Ленинграда.
Песни начал писать с 1948 года сначала для джаза, где играл на барабане, потом для институтских капустников. С 1963 года появились песни, написанные в геологических экспедициях в Горную Шорию, на Камчатку, Дальний Восток, Памир.
Лауреат конкурса туристской песни II Всесоюзного похода молодёжи в Москве в 1966 году. С 1968 года выступал от Ленконцерта, с 1971 года работал в Ленинградской областной филармонии, с 1979 года — в Ленконцерте, с 1988 года — в ленинградском театре-студии «Бенефис».
Вышли два диска-гиганта на фирме «Мелодия» (1988, 1990), аудиокассеты, компакт-диск и две книги песен.
Умер 7 июля 2011 года у себя дома в Санкт-Петербурге. Похоронен на Южном кладбище Санкт-Петербурга.
Почему-то вдруг мне стало неспокойно.
Не спалось. Тревогой переполнен.
Вижу: горы подступили ближе
И тоска собакой ноги лижет.
Закурил. Нет, неуютно в мире.
Не могу понять, чем мой покой нарушен.
И вдруг сердцем слышу — носится в эфире:
«SOS! Спасите наши души!
SOS! Спасите наши души!»
Или это город исчезает в море,
Или это мать кричит от горя,
Или где-то люди потеряли веру,
Или вяжут лилипуты Гулливера,
Или где-то полдень превратился в полночь,
Или где-то зло надежду рушит
И зовут, зовут, зовут на помощь:
«SOS! Спасите наши души!
SOS! Спасите наши души!»
Кто-то гибнет, тонет, и зовет, и стонет —
Чей корабль в море погибает?
Или это крик затравленных погоней,
И людей пытают или убивают?
И никак не изменить круговорота,
И нельзя узнать, помочь и сделать лучше…
А во мне все рвется к свету кто-то:
«SOS! Спасите наши души!
SOS! Спасите наши души!
SOS! Спасите наши души!»
Июнь-июль 1966
Каз
А все-таки жаль, что кончилось лето…
И холодно, и ветер, и сумерки в глазах.
Разорванным конвертом закончился азарт.
И новые заботы, и трудно, и легко —
От дома до работы совсем не далеко…
А все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето!
Время летит — не удержать, дело не в этом.
Среди взволнованных людей
И в блеске мокрых площадей
Все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето.
Проснулся я от радости — ложился спать с печалью,
Сто восемьдесят градусов, помноженных ночами.
Вчера так хмуро было — сегодня день каков!
И снег — всемирной гибелью всех белых мотыльков…
А все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето!
И — не хотят — листья летят, сорваны ветром.
Среди осенней кутерьмы
И жизнерадостной зимы
Все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето.
Однажды было лето — оно внезапно началось.
Однажды было лето — оно так много значило.
Однажды было лето, что в памяти меняется,
Однажды было лето, оно не повторяется.
А все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето…
Время летит — не удержать, дело не в этом.
Когда в душе осенний дождь
И ничего уже не ждешь —
Все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето.
Сентябрь 1968
Черт возьми, я ужасно завидую
Тем, кто счастье находит в горах.
Не подам, раньше думал, и вида я,
А сейчас признаю: я не прав.
Этой страшно таинственной сложности
Ваших трудных небесных дорог
И внезапно возникшей серьезности,
От которой в груди холодок.
Вашим триконям — грохот божественный! —
И веревкам, очкам, рюкзакам,
И девицам, не очень-то женственным,
И хохочущим мужикам.
И законченности облегчения —
Я ведь тоже стоял наверху, —
Наслаждению после мучения,
Ведь вершина подобна стиху.
Беспредельно счастливой усталости,
Когда в лагерь спускаетесь вниз,
И тому, что у вас нету старости, —
Горы вечно зовут вас: «Вернись!»
И носам, облупившимся начисто,
И запекшейся темени губ.
Извините меня за чудачество.
Дайте, я понесу ледоруб.
1967
А мне порою так бывает тошно,
Что хоть беги, куда глаза глядят.
И что живу все так же суматошно
И столько лет ищу, не находя.
И что покоя нет, да нет и песен.
Зато как много запертых дверей.
Чудес не будет. Мир ужасно тесен.
И ночи тянутся, и дни бегут быстрей.
Ушел мой друг, его не забываю.
Но гаснут, как писал он, миражи.
И мне порою тошно так бывает,
Что трудно жить, но очень надо жить.