– Что с воротами?
– Фомка, – лаконично ответил Меррик. – Не подключены к охранной системе.
Кэрол оглядела высокие контейнеры для мусора и сложенную в кучу порожнюю тару.
– Да и незачем, – сказала она. – Что говорит хозяин?
– Сейчас с ним беседует Уолли, мэм. Вроде бы он закрылся вчера вечером в половине двенадцатого. У них есть контейнеры на колесиках, и, когда они закрываются, выкатывают их на двор, вон там. – Меррик махнул рукой в сторону задней двери паба, где стояли три синих пластиковых контейнера, каждый размером с тележку из супермаркета. – Мусор они не сортируют до полудня.
– Тогда они и нашли вот это? – спросила Кэрол, махнув большим пальцем себе за плечо.
– Оно просто лежало там. Открытое всем ветрам, так сказать.
Кэрол кивнула. Ее пробрала дрожь, не имевшая никакого отношения к резкому северо-восточному ветру. Она шагнула к воротам.
– Ладно. Пока оставим это оперативникам. Мы здесь только мешаем.
Меррик пошел за ней следом по узкому переулку позади паба. Здесь едва мог проехать один автомобиль. С обоих концов переулок был перекрыт полицейским ограждением.
– Он хорошо знает свои охотничьи угодья, – произнесла она задумчиво и пошла назад по проулку, держа в поле зрения ворота паба. Меррик шел за ней, ожидая приказаний.
В конце проулка Кэрол обернулась, чтобы оглядеть улицу.
Напротив стояло высокое здание, – бывший склад, превращенный в ремесленные мастерские. Ночью там, вероятно, никого не бывает, но сейчас, во второй половине дня, почти в каждом окне торчали любопытные и глазели на драму, разыгравшуюся внизу.
– Полагаю, у нас мало шансов на то, что кто-то смотрел в окно в тот самый момент, – заметила Кэрол.
– Если кто и смотрел, вряд ли обратил внимание, – цинично хихикнул Меррик. – После закрытия в этом квартале – о-го-го. В каждом дверном проеме, в каждом проулке, в половине припаркованных машин «голубые» любятся вовсю. Неудивительно, что шеф называет Темпл-Филдз Содомом и Гоморрой.
– А знаете, я часто задавалась вопросом, в чем состоял грех Гоморры? – ответила Кэрол.
Меррик был озадачен. Его сходство с печальноглазым Лабрадором стало почти опасным.
– Не понял, мэм, – удивился он.
– Не важно. Удивляюсь, как это Армтуэйт не заставил Брендона привлечь их всех за непристойное поведение, – сказала Кэрол.
– Он пытался – пару лет назад, – сообщил Меррик. – Но полицейская комиссия схватила его за яйца. Он боролся, но ему пригрозили Министерством внутренних дел. А после дела Хольмвуда Три он понял, что ступил на тонкий лед политического поля, вот и сдал назад. Но при любом удобном случае цепляет их.
– Ладно, я надеюсь, что на сей раз наш соседушка-убийца оставил нам чуть больше материала для работы. Иначе нашему драгоценному шефу придется найти себе другой объект ненависти. – Кэрол расправила плечи. – Хорошо, Дон. Начнем поквартирныи опрос, а вечером придется походить по улицам и побеседовать с завсегдатаями.
Прежде чем Кэрол успела закончить, ее перебил чей-то голос из-за ограждения.
– Инспектор Джордан? Пенни Берджесс, «Сентинел Таймс». Что здесь у вас?
Кэрол на мгновение закрыла глаза. Одно дело – тупые фанатики из Управления, и совсем другое – журналисты. От всей души пожалев, что не стоит сейчас посреди двора рядом с трупом, Кэрол глубоко вздохнула и пошла к ограждению.
– Давайте откровенно. Вы хотите, чтобы я поднялся на борт, но никому об этом не сообщал? – За небрежным тоном Тони скрывалось возмущение: он ясно понимал, что влиятельный полицейский со скрежетом зубовным признает, что нуждается в помощи «чертова ученого умника».
Брендон вздохнул. Тони не облегчал ему задачу, да и с какой стати?
– Я хочу избежать утечки в прессу, никто не олжен знать, что вы нам помогаете. У меня есть единственный шанс официально подключить вас к расследованию – убедить начальника полиции, что вы не собираетесь отнимать славу у него и у его ребят.
– А если публике станет известно, что Дерек Армтуэйт, помощник Господа Бога, обращается за помощью к племени пустых трепачей?.. – Тони не удержался и подколол собеседника.
На лице Брендона появилась циничная ухмылка. Приятное открытие – оказывается, и у него есть эмоции.
– Ну зачем же так, Тони? Технически это наше внутреннее дело – прибегать к помощи экспертов, когда это необходимо.
Тони фыркнул.
– И вы думаете, он сочтет меня «уместным»?
– Он не захочет нового столкновения с Министерством или полицейским комитетом. Через восемнадцать месяцев он выходит в отставку, и ему страшно хочется получить рыцарское звание. – Брендон не мог поверить, что говорит такое. Даже в разговорах с женой он не высказывался так нелояльно, не говоря уж о практически незнакомом человеке. Что такое было в этом Тони Хилле, что заставило его мгновенно раскрыться? Брендон успокаивал себя тем, что поставил психологию на службу закона.
– Итак, что скажете?
– Когда приступать?
Даже в самый первый раз все планировалось более тщательно, чем режиссер в театре планирует премьеру новой пьесы. Предстоящее событие витало у меня в голове до тех пор, пока не стало походить на яркое сновидение. Проверке и перепроверке подвергалось каждое движение, как в балете: мне нужно было убедиться, что не упущена ни одна важная деталь, которая могла бы поставить под угрозу мою свободу. Оглядываясь назад, я понимаю, что тогдашнее мыслетворчество доставляло мне почти такое же наслаждение, как само действие.
Первым шагом стало нахождение места, куда можно было бы его отвезти, не подвергаясь риску, места, где мы могли бы остаться наедине. Мой дом отпал сразу. Я вечно слышу мерзкие споры моих соседей, лай их истеричной немецкой овчарки и музыку, так зачем делиться с ними моим наслаждением? Кроме того, на моей улице слишком много лю-бопытных глаз, подглядывающих из-за занавесок. Мне не нужны были свидетели – ни появления Адама, ни его ухода.
Мне пришла в голову мысль снять у кого-нибудь гараж, но от нее пришлось отказаться по нескольким причинам: это выглядело слишком убого, слишком походило на эпизод из фильма ужасов. Мне хотелось чего-то необыкновенного, достойного великого события. И тут мне вспомнилась моя тетка по матери, Дорис. Дорис и ее муж Генри разводили овец на вересковых пустошах к северу от Брэдфилда. Около четырех лет назад Генри умер. Дорис некоторое время пыталась справляться одна, но потом сын пригласил ее провести с его семьей долгие каникулы в Новой Зеландии, она продала овец и сложила вещички. Кен написал мне на Рождество, что его мать перенесла легкий сердечный приступ и в обозримом будущем домой не вернется.
И вот однажды вечером я, воспользовавшись временным затишьем на работе, решаю позвонить Кену. Он удивился, услышав мой голос, и пробормотал:
– Надеюсь, звонок за твой счет…
– Я сто лет собирался позвонить, – говорю я. – Хочу узнать, как поживает тетя Дорис – Гораздо легче проявлять внимание через спутник связи. Пока Кен надоедал мне рассказами о здоровье своей матушки, своей жены, трех деток и овец, можно было реагировать, просто издавая соответствующие звуки. Через десять минут я решаю, что с меня достаточно.
– И еще одно, Кен. Я беспокоюсь насчет дома. – Это, конечно, вранье. – Там так пусто, кто-то должен за ним присматривать.
– Ты не так уж ошибаешься, – сказал Кен. – Ее поверенный собирался это сделать, но вряд ли он хоть на шаг к нему подходил.
– Хочешь, я заскочу туда и посмотрю, что и как? Раз я теперь снова живу в Брэдфилде, меня это не затруднит.
– А ты можешь? Это мне сильно облегчит жизнь, не скрою. Между нами, я не уверен, что мама настолько оправится, что сможет вернуться домой, но мне противно думать, что с нашим фамильным домом что-то случится! – напыщенно произнес Кен.
Скорей уж ты беспокоишься о наследстве… Кена я знаю. Через десять дней ключи были у меня. И вот в следующий выходной я еду туда, чтобы убедиться в точности моих воспоминаний. Изрытая колеями дорога, которая вела к ферме Старт-Хилл, заросла гораздо сильнее, чем в мой последний визит, и мой джип с трудом преодолел три мили от ближайшего однополосного шоссе. Я выключаю мотор в десятке ярдов от унылого маленького коттеджа и минут пять прислушиваюсь. Ветер шуршит в разросшейся живой изгороди, поют какие-то птицы. Но звуков человеческого присутствия нет. Даже шума машин вдалеке не слышно.