Я затянулся сигаретой, а затем потушил ее в песке. Пустота морского простора вибрировала впереди накатывающимися друг на друга волнами, мелкой рябью воды и отразившихся в ней облаков.
— Ты работу поменял? — спросил я Стаса.
— Ага, — ответил он.
— Почему?
Стас потушил свою сигарету.
— Надоело.
— Думаешь, новая работа будет лучше?
— Вряд ли…
Дальше он мог не рассказывать. Труднее всего обнаружить какую-нибудь мотивацию там, где ее вовсе нет. Мы ищем новые места, бросаемся из крайности в крайность, а в итоге получаем то же, отчего только что ушли.
Я подумал о своей работе. У меня тоже возникали мысли бросить ее. Но каждый раз я находил аргументы, чтобы остаться. В конце концов, главным аргументом было то, что ничего изменить невозможно: на любом другом месте ты будешь обречен выполнять точно такую же унылую, однообразную работу, разве что, может, поменяется название твоей должности. Например, менеджер по продажам превратится в менеджера по рекламе, или менеджер по закупкам чудесным образом станет вдруг менеджером по работе с клиентами.
Единственный выход — бежать. Покинуть этот лабиринт и выбираться на простор. Куда и как — не имеет значения. Любыми средствами, прочь, сбивая ноги и сдирая ногти.
Так поступила Юля — моя коллега и, по странному стечению обстоятельств, еще и любовница. Месяц назад она внезапно собралась, уволилась по собственному желанию и вернулась домой — в Минск.
Не знаю точно, что конкретно мотивировало ее больше: осознание тупика и невозможности дальнейшего развития вкупе с крахом девичьей мечты о принце на белом коне или же наши запутанные отношения, так и не нашедшие удобной для нее развязки. В последнем случае я могу сказать только одно: приручить меня у нее не получилось, да и вряд ли такой исход был возможен изначально — слишком уж много противоречий скопилось во мне самом. Для меня все это время она была просто любовницей, еще, возможно, человеком, с которым иногда можно поговорить по душам, но не более того. Наверное, подспудно она это осознавала, но, как любая женщина, все равно хотела быть чьей-то; я же не мог ее взять, потому как тонущему в море не с руки отягощать себя каким бы то ни было дополнительным грузом.
Так или иначе — ее не стало, и я удивился смелости ее поступка. То, что, наверное, надлежало сделать мне, сделала она — и сделала весьма лихо, оставив меня осмыслять произошедшее, не имея уже никакой возможности исправить…
— Хорошо, что тут никого нет, — вторгся в мои мысли Стас, — не люблю скопления людей.
Пляж действительно был пустынен и безмолвен, только ветер и волны создавали какую-то видимость жизни. Я посмотрел в сторону одиноких выцветших навесов от солнца, выполненных в форме шляпок грибов, в сторону пустующих кабинок для переодевания — в ответ на меня глянула Пустота.
— Да уж… не говори.
— Прохладно только…
— Ага.
Мы почти синхронно достали еще по сигарете, закурили. С моря потянуло сыростью, воздух наполнился запахом дождя. Осень полноправно царствовала на земле, на воде и в небе. У горизонта легли лиловые тучи, как воплощение затаенной угрозы.
— У тебя есть цель в жизни? — спросил я Стаса.
— Нет. А она вообще нужна?
— Не знаю. В школе учили, что нужна.
— Видимо, я не ходил на этот урок.
— Видимо, я — тоже.
Цели всегда призрачны, потому что человек не знает совершенства. Нам не дано заработать всех денег, раскрыть все тайны, получить власть над всей планетой; наши успехи носят локальный и, к сожалению, временный характер, о каких целях тогда может идти речь? И тем не менее с детства нам прививают мысль о том, что каждый человек должен иметь хоть какую-то цель в жизни. В итоге мы оказываемся вынуждены придумывать себе красивую иллюзию, лелеять и пестовать ее, бережно хранить от посягательств врагов, идти к ней запутанным лабиринтом, убивать и быть убитыми, а на выходе не получаем ничего. Возникшее из Пустоты — Пустотой по своей сути и остается.
— Может, тоже работу поменять?
— Попробуй.
— А если вообще уехать отсюда?
— Куда?
— Да черт его знает…
— В том-то и дело…
Размышлять можно бесконечно. Вот Юля взяла — и уехала. А я останусь, почти наверняка. Буду и дальше плутать в своем лабиринте, это неизбежно — как, например, наступление осени.
Внезапно вспомнился рассказ Стаса о том, как он ездил на кастинг «Дома-2». Стало смешно. Искусственное шоу об искусственных чувствах, жупел для одних и увлекательное зрелище для миллионов других. Суррогат реальности. И тем не менее — кто-то расценивает его как шанс… Наверное, они имеют на это право. Действительно — чем реальность телевизионного шоу искусственнее той иллюзии, которую мы по ошибке именуем настоящей жизнью?