— Уже? Тогда бывайте…
— Ага. Если сегодня вечером сход будет — пойдете?
— А будет?
— Наши говорят, что будет.
— Может, и пойдем.
— Ну, тогда увидимся, — мы пожали друг другу руки.
Вадим удалился, мы проводили его взглядами. Хороший дядька. Хотя бы ради знакомства с ним стоило посидеть эту ночь в камере. А поначалу он мне не понравился…
— Ну, что делать будем? — спросил я товарищей.
— Я бы пива выпил, — сказал Быра.
— Поддерживаю, — это Глеб.
— Пошли тогда, где здесь магазин?
Мы побрели прочь от здания суда, еще один декабрьский день только начинался, что нас ждало впереди — можно было только догадываться. Неужели митинги захватили всю страну? Интересно… Чем же все тогда закончится?
Мы шли мимо автобусов с задержанными товарищами — махали им руками, делали ободряющие жесты. Все равно мы победим — на сегодня, так завтра. Никакой ОМОН не сможет остановить целое поколение, это факт. Обрюзгшие судьи, депутаты, чиновники, силовики и прочие жулики рано или поздно вынуждены будут уйти, потому что даже они — со своими деньгами и властью — не в силах противостоять будущему. Вот в это хотелось верить, и мы верили этим декабрьским утром, в понедельник, когда я вдруг понял, что не хочу идти в свой офис — и не пойду…
Испытание Свободой
Самые тяжелые путы — это путы свободы. Твое сознание лелеет мечты о ней уже многие годы, но готово ли оно принять ее? Готов ли ты сам стать свободным? Преодолеть все сдерживающие тебя границы и выйти в открытый космос…
Испытание свободой — самое трудное испытание. И мне предстоит пройти его.
Я выхожу на каменную площадку в нише на одной из наклонных плоскостей Зиккурата. Далеко внизу раскинулся Песок и Пепел, город убийц. Еще дальше — те места, которые я оставил очень давно, убегая от обстоятельств, ища лучшей доли; места, воспоминания о которых стерлись, размазались, заросли уродливыми рубцами.
Там, внизу, бушует пламя. Кажется, там началось восстание. Вооруженная до зубов толпа беженцев прорвала заслон возле КПП и ринулась к Зиккурату. Они надеются достичь вершины так же, как и я. Возможно, у них даже получится.
Их бунт — это рывок к свободе. Судорожный бросок загнанных и измученных людей. Уставших от неизвестности, измотанных отчаянием, потерявших в схватках с убийцами зубы, конечности и вместе с ними — страх.
Там же и сами убийцы. Хищники — они чуют кровь, которая обязательно прольется, раз начался бунт. Для них это игра, да и хороший повод немного изменить расклады реальности в свою пользу, встряхнуть зарвавшихся жрецов.
Революция ползет как эпидемия, от которой спасаются все эти люди. Возможно, она поглотит их вместо нее. Вполне закономерный итог.
Я стою, ветер шевелит мои волосы. Я знаю, что где-то позади меня стоит Человек-с-головой-Быка, смотрит мне в спину. Я знаю, что он ничего мне не скажет, а если я повернусь — предпочтет раствориться в темных залах Зиккурата.
Знаю я и то, что ему нечего мне сказать. Сейчас, по крайней мере. Он видит реальность неизменной, а возможно, сам делает ее такой, считая, что только так можно сохранить этот мир в целости. Он дарует мне свободу, дабы я сам решал, как распорядиться ее дарами.
Я смотрю на толпу внизу, которая крушит КПП, сметает заграждения, убивает Сержанта Закономерность и его товарищей, врывается в этот бар «У Зиккурата», в котором я не так давно пропускал стаканчик-другой. Потом бар начинает полыхать, оттуда вываливаются мародеры с бутылками в руках, заливают пойло в свои надорванные от крика глотки.
Они просят свободы — и вот свобода дана им. Освобожденные — они превращаются в убийц. Вчерашние беженцы жгут, грабят и убивают. Их свобода делает их такими. Теперь они — ее рабы.
Мне не хочется думать о том, что бы сделал я, будь сейчас среди них, будь на их месте. Я ведь тоже из этого теста. И так же желаю свободы, и так же боюсь ее.
Я смотрю на объятые огнем кварталы и понимаю, что свобода — величайший дар и тяжелейшее проклятие. Обрести ее — значит перестать быть живым, принять свою смерть и отправиться в вечное изгнание. Свобода — это отрава, которая станет живой водой лишь для того, кто готов отравиться так, что умрет.
Где-то в параллельной реальности люди покупают квартиры и автомобили, фотоаппараты и микроволновые печи. Обзаводясь вещами, привязывая себя к ним, они становятся несвободны, стирают свою собственную историю, меняя ее на историю вещей.
Здесь — я, одинокий в звенящей пустоте, — размышляю о свободе. Готов ли я принять ее? Обрести, зная, какую цену придется заплатить?.. У меня есть ответ.