Мы стоим на мосту, соединяющем город с рабочим поселком и шахтой — самой первой, благодаря которой наш город и появился на свет, названной в честь ее основателя Кировской. Мост тоже Кировский. Сейчас шахта закрыта, горючие сланцы в нашей стране давно стали бесперспективным топливом, а вслед за ними и шахты по их добыче — бесперспективными предприятиями. Шахтеры — бесперспективной профессией, а город… а город, как ни странно, остался — искать свою, никому не ведомую, перспективу. Остались и люди, перепрофилировавшиеся в продавцов, менеджеров и еще бог знает кого. Продавать стало выгоднее, чем долбить породу отбойным молотком в забое.
Пока у нас есть нефть и газ, мы проживем, думаю я. Кое-как дотащим себя до жалкой старости, когда государство кинет нам в лицо копейки честно заработанной трудовой пенсии. Наш президент, который настоящий, с диктаторскими замашками, а не его жалкий двойник, которого он время от времени ставит вместо себя, дабы не столь очевидно идти вразрез с Конституцией, и его приближенные, конечно, при всем при этом бедствовать не будут, наживая миллиарды, но и нам утонуть не дадут. Не в их это интересах. Только великой страной, которая вспарывает землю шахтами, взрезает стратосферу космическими аппаратами, строит заводы и фабрики, нам уже не быть. Ведь по-настоящему великая страна — это страна, в которой власть опирается не на амбиции и корыстолюбие отдельно взятого человека, а на собственный народ — единственное достояние любой уважающей себя страны.
Из моей экзистенциальной рефлексии меня выводит Петр:
— Тысячу лет здесь не был, пойдемте к воде спустимся.
— Пойдем.
Мы спускаемся по пологому косогору, зеленеющему свежей травой; кое-где из ее зеленых косм пробиваются желтые цветки мать-и-мачехи. Садимся у воды прямо на известняковые плиты, что острыми клыками торчат из земли, гладкими белыми ступенями спускаются к воде.
Река неспешно несет свои воды в известняковой расселине, на середине образуются завитки водоворотов, у берегов качаются пряди осоки, течением тащит коряги и прочий сор. Изредка плещет серебристая рыбка, бросая на солнце слепящий блик. Река была здесь всегда, за тысячи лет до нас, она продолжит течь и после нас. Эти воды не запомнят всех людей, что когда-то бросали свои отражения на их мутную гладь. Люди уйдут, река останется.
— Как в армии-то было? — спрашивает Петр, он в армии не служил.
— Да по-разному там было, ничего особенно интересного.
— А в каких войсках служил? — это уже Артем, он, в отличие от Петра, армию прошел.
— В инженерных.
— Сплав науки и отваги?
— Вроде того.
— Я тоже в инженерных. Сначала в десант, в Псков, взяли, да быстро выгнали. Сослали в инженерные под Оренбург. У вас какая строевая песня была?
— Сплав науки и отваги и была.
— Начало помнишь?
— Всегда мы помним о былом…
— Как шли отцы дорогой славы… — продолжает за меня Артем, и мы затягиваем куплет строевой песни солдат-инженеров.
Мимо проходит рыбак — старичок в выцветшей телогрейке, с удочкой-телескопичкой и ведром, в котором плещется улов.
— Как клюет? — обрывает песню Артем, обращаясь к рыбаку.
— Клюет, — коротко отвечает старичок и идет дальше.
Артем тут же забывает о нем и подхватывает припев песни. В две глотки мы доводим ее до конца.
Петр в это время швыряет камни-гладыши по поверхности реки. Гладыши проворно скользят по воде и долетают почти до противоположного берега. Закончив с песней, я тоже беру с земли гладыш и с размаху запускаю его. Камешек делает три неуклюжих прыжка и с брызгами плюхается в воду метрах в трех от берега. До Петра мне далеко. Я бросаю эту затею.
— А куда на работу планируешь устраиваться? — спрашивает меня Артем.
Я раздумываю над его вопросом. И вправду — куда? Зачем и почему? Эти мелочи способны свести с ума, но именно из них и сплетается паутина, которую мы принимаем за действительность.
— Не знаю еще, не решил. Куда возьмут в конце концов. Менеджером каким-нибудь пойду, в офис сидеть. Менеджеры сейчас везде требуются, главная профессия века или вроде того.
— В ментовку не хочешь? У тебя же вроде батя — мент…
— Вот поэтому и не хочу. Диалектическое отторжение на генетическом уровне, если можно так сказать. Хватит уже ментов в семействе.