— Кризис я как-нибудь переживу.
— Образование у тебя какое?
— Незаконченное высшее.
— Ну, вот там и образование закончишь…
— Главное, самому там не закончиться.
— В смысле?
— В смысле спасибо вам большое, но как-нибудь без меня.
— Смотри сам. Услугу тогда одну окажешь? — его глазки хитро сощурились.
— Какую?
— Напиши заявление в школу контрактников — мне для отчетности надо. Документ ни к чему тебя не обязывающий, а нам — галочка. В действительности никуда не поедешь, откажешься, скажешь, что передумал. И контракт никакой подписывать не надо. А?
Он посмотрел на меня. Взгляд штабного пройдохи. Этот в задницу без мыла залезет. Собирает мертвые души, недоделанный Чичиков гоголевского райвоенкомата.
— Не хочу людей в заблуждение вводить. Одна ложь порождает другую — и так далее. Не надо давать бессмысленную надежду тем, у кого ее и так не хватает. Я свой долг Родине отдал.
— Да ладно. Одно заявление. Тамара Ивановна, какие там документы надо?
— Заявление и данные паспорта.
— Паспорт у тебя есть с собой?
— Нет.
— Тамара Ивановна, а без паспортных данных нельзя?
— Нельзя.
Привязался — теперь не отстанет. Я его последний шанс, это понятно. Надо отмазываться.
— Далеко живешь?
— Далеко.
— За сколько туда-обратно сходишь?
— Часа за четыре.
— Это как?
Я ему объясняю, что по прописке живу в самом дальнем углу нашего пусть и небольшого, но существенно раскиданного в пространстве городка. Капитан, видимо, не местный, прикомандированный — соображает с трудом, смотрит недоверчиво, но Тамара Ивановна подтверждает мои слова. Слава богу.
— Давай я тебе такси вызову, — достает капитан свой последний козырь.
— Послушайте, — отвечаю ему я, — зачем вам эта морока? Деньги свои на такси тратить опять же. После меня наверняка придут еще минимум человек тридцать дембелей — неужели среди них не найдется того, кто по собственному желанию захочет написать это заявление?
Капитан некоторое время думает над моими словами, потом сдается.
— Ладно, черт с тобой. Тамара Ивановна, что там ему от вас надо?
— Военный билет закрыть.
— Вот и закрывайте ему поскорее, и пусть катится отсюда ко всем чертям. К финансовому кризису своему, — капитан присваивает мне целый мировой кризис — вот уж спасибо. Сам он, хлопнув дверью, удаляется. Я смотрю на Тамару Ивановну.
Она ставит штемпель в мой военный билет и протягивает его мне. Сопроводительные документы остаются у нее.
— Возьмите. Теперь можете быть свободны.
— Спасибо. Я тогда пойду?
— Идите.
И я покидаю военкомат с легким сердцем, напоследок простучав каблуками по ступеням лестницы и стукнув вертушкой турникета. Прощайте! Прощай, армия! Меня ждет мой личный мировой финансовый кризис. Или как его там?
Наши победы есть лишь эхо наших будущих поражений. И нисколько не наоборот. И тем не менее мы упиваемся ими, лелеем их, как то единственное, что придает хоть какую-то цену нашей жизни.
Армия для меня закончилась. Теперь уже точно. Начинался новый этап, и я не мог сказать, чего я от него ждал. Всякого. Одно я знал наверняка: доверять завтрашнему дню нельзя. Как, впрочем, и сегодняшнему. Нас всех ждет большая битва, в сравнении с которой нынешний кризис — ерунда.
Вернувшись из военкомата домой, я быстро собрал вещи, документы и книги, пообедал и, попрощавшись с родителями, пошел на вокзал. Меня ждала новая дорога — в прямом и метафизическом смысле, — которую я должен был освоить, пройти все ее извилины и ухабы, глотнуть знойной пыли и холодных дождей. Я отправлялся в Петербург — восстанавливаться в институт и устраиваться на работу.
На вокзале я купил в кассе билет и, выйдя на улицу, устроился на скамейке в тени большого дерева недалеко от платформы. Мой автобус отправлялся через двадцать минут, время еще было. Я вальяжно откинулся на спинку скамейки, закинув ногу на ногу. Возле скамейки вразвалку прохаживались голуби, подбирая с асфальта куски кем-то раскрошенной булки.
Что мы имеем? Сомнительное прошлое и не менее сомнительное будущее. В сухом остатке — нелепое настоящее, наполненное бессмысленной возней, где беззубые хищники пытаются сожрать точно таких же беззубых хищников. Этап за этапом мы громоздим пирамиду сомнительных жизненных достижений: заканчиваем школу, институт, устраиваемся на работу, увольняемся с работы, снова устраиваемся на работу, в процессе заводим семью и детей, затем уходим на пенсию, стареем и умираем. Карабкаемся наверх… Для чего? Чтобы потом сигануть с вершины в неприглядную бездну, полную мрака и страхов, которую так старательно пытались покинуть? Многие вопросы так и останутся без ответов. Человек — существо противоречивое, и многое он делает не «почему-то», но «вопреки». Вот и я…