— Ну что, дембель, — обратился он ко мне, — проблемы у вас. И опять мерзко улыбнулся.
— Какие?
— Чем докажешь, что вы не пьяны? Комендант вас не видел, на обеде был. Задержал вас я, право на то имею, потому что помощник. Сейчас и рапорт составлю. А потом вас в карцер на пару суток до выяснения обстоятельств посажу. Вдруг вы дезертиры… Ну а затем назад в часть — для разбирательства… Попали вы, в общем…
Это мерзкое существо заерзало на стуле.
— И? — спросил я.
— Что и?
— Как эту ситуацию исправить? — перспектива, описанная лейтенантом, была не то что неприятна, она была неприемлема. Когда вдохнул воздуха свободы, терять ее уже не хочется.
— Договариваться надо, — лейтенант подмигнул. Я понял, что мы подошли к кульминации разыгранного им подлого спектакля.
— Как?
— Дембельские получили?
— А ты как думаешь?
— Когда это мы на «ты» перешли, товарищ дембель?
— Ну, раз уж за столом переговоров сидим, чего лишние церемонии да любезности разводить?..
Лейтенант махнул рукой, словно отогнал невидимую муху.
— Ладно. Сколько?
— Две.
Он снова заерзал на стуле, потом почесался.
— Тогда пополам. Тысячу мне, тысячу тебе.
— У меня есть выбор?
— Нет.
Выбора действительно не было. Я полез во внутренний карман форменного кителя и достал деньги. Отделил одну тысячную банкноту и протянул лейтенанту. Тот тут же хищно сжал ее своей клешней. Быстро запихал в карман. Криво улыбнулся. У меня возникло стойкое ощущение, что еще чуть-чуть — и меня стошнит.
— А теперь быстренько вставай, бери своего друга — и идите отсюда. С вокзала идите, нечего вам тут глаза мозолить. Патрули ходят.
Ишь ты, какой заботливый нашелся! Только твоей заботы нам и не хватало!..
Я медленно встал со стула и так же медленно пошел прочь из этого мрачного помещения. Чего торопиться-то? И так уже опустили по полной.
— Только без обид, парни, — послышалось мне вслед, — у нас тоже жизнь нелегкая.
«У тебя-то жизнь нелегкая, комендатурская сволочь?» — только и подумал я.
— Дверь сами откроете? Там просто защелку отодвинуть надо. Я потом закрою.
Так я остался без половины денег.
— Пошли, — сказал я Паше, — судмедэкспертиза установила, что мы не пьяные.
Из комендатуры мы вышли мрачные. Только почувствовали свободу — и вот вам. Получите и распишитесь. Я вкратце пересказал Паше наш разговор.
— Слушай, — сказал Паша, — если денег надо, я поделюсь. По моей же вине нас забрали. Моего брата все-таки ждали…
— Брось ты эти глупости, — я сплюнул, — какая вина? Сам виноват, что по форме решил домой ехать, надо было как ты — гражданку покупать. Покрасоваться хотелось… Ладно, в голову не бери — не обеднел же я, в конце-то концов. Обидно просто, что служишь, служишь, землю вперемешку с говном жрешь, а эта скотина себе жопу в комендатуре наедает, еще и обирает тебя потом…
— Так везде.
— Знаю. Потому и обидно. Пошли с этого треклятого вокзала.
Настроение было хуже некуда. Опустили. Самым настоящим образом опустили. Тут уж не до радости, не до смеха.
Мы вышли на привокзальную площадь и встали в самом неприметном углу — от греха подальше. Минут через десять наконец подъехал Пашин брат, и мы пошли в находившийся неподалеку «Макдональдс». На душе по-прежнему было мерзко.
Потом мы сидели в кафе и жевали свои гамбургеры, запивая их приторной кока-колой. Паша беседовал с братом, а я смотрел в окно. На людей и солнце, на солнце и людей. Сердце сжимала тоска. Мы думали, что мир ждет нас с распростертыми объятьями, а он ждал нас с ножом за спиной.
Доев, я вышел покурить, оставив Пашу с братом наедине. Пусть пообщаются, не буду мешать. Встал у стеклянных дверей «Макдональдса», достал сигареты.
Мимо сновали люди. Туда-сюда. Сюда-туда. По часовой стрелке и против часовой. По горизонтали и по вертикали. Везде. Всюду. Мерзкие люди. Или мне только так казалось? Скурив сигарету до самого фильтра, я бросил окурок на асфальт. Немного отлегло.
Вышли Паша с братом. Стали прощаться. Я пожал руку Пашиному брату, рука была теплой — значит, в ней еще бежала кровь. Этот человек был живым. Как, возможно, и все вокруг. Может, я и неправ. Хотелось бы, чтобы я был неправ. Очень.
Проводив Пашиного брата, мы пошли на привокзальную площадь к фонтану. Расположившись на гранитных ступенях, амфитеатром спускавшихся к чаше, долго молчали и смотрели на фонтан. Струя воды вылетала вверх метра на два с половиной, рассыпалась брызгами и падала вниз. Забавно. Словно вся наша жизнь: взлет и падение.