– Вместе и навсегда, – прошептал я ей в ответ.
Толпой мы вывалили на улицу. Вопреки ожиданиям во дворе было весьма людно. Не одни мы мечтали попускать салюты. У нас было три пиротехнических снаряда и с десяток хлопушек. Небо, черное и беззвездное, уже грохотало. Красные, зеленые, желтые огоньки то и дело вспыхивали и практически сразу тухли. И вокруг праздных людей возникали, быстро жирнели и почти мгновенно исчезали сиюсекундные тени. Отстрелявшись с горем пополам снарядами, Димон и Гарик взялись за хлопушки. Я крепко обнимал Маринку, Дашка стояла чуть в стороне, а Инга после каждого хлопка судорожно хваталась за плечо Сереги.
Звуковая вакханалия длилась без малого полчаса. Без малого полчаса люди – пьяные, веселые, шумные, разные – беспечно галдели, визжали, стреляли хлопушками и ракетницами, глазели на гремящий броуновский фейерверк, обнимались и падали на ровном месте, бухали на морозе и от чистого сердца поздравляли друг друга. А когда вся эта какофония начала стихать, до наших ушей внезапно донесся надрывный стон. Первым обернулся Гарик, а следом – мы все. Под лавкой лежало и выло нечто бесформенное, нечто сумрачное. Лежало и выло, выло, выло. Волосы на моей голове начали шевелиться. Что это? Что, черт возьми, это? Сердце бешено застучало, и я невольно отступил. Однако спустя несколько секунд зрение сфокусировалось, аморфная темная масса быстро приобрела черты человеческой фигуры. Скорчившейся, истошно вопящей, яростно бьющейся головой о землю. А потом я увидел кеды и понял, кто это.
Первым из ступора вышел Серега. Пошатываясь, он направился к воющему парню.
– Братиш! Э-э-э! Братиш! Ты как?
Серега крепко прижал голову парня к мерзлому асфальту одной рукой, а другой слегонца ударил по щеке. Парень неожиданно пришел в себя. Взвизгнув, он оттолкнул Серегу, вскочил, затравленно оглядел окружающих совершенно безумным, непонимающим взглядом и бросился наутек. Народ из других компаний начал недоуменно перешептываться.
– Дык, я ж говорил он объеб… – Димон покосился на Дашку, поймал ее неодобрительный взгляд и поправился:
– Наркоман, короче. Стопудово по кислоте убивается.
– Лицо у него знакомое, – сказал Серега, отряхиваясь, – кто-то из местных. Не могу вспомнить.
– А может, он не наркоман, а просто шизик, – предположил Гарик.
– Да пох… – Димон покосился на Дашку и поправился:
– Какая разница, кто он! Пошли бухать!
Дашка подошла к Димону, по-собственнически обхватила его плечо и безапелляционно заявила:
– Не бухать, а танцевать!
– И бухать, и танцевать, – примирительно сказал я, крепче обнимая Маринку.
Лифт не работал. Добравшись до шестого этажа, мы уже напрочь забыли о странном парне в кедах и, галдя, обсуждали какую-то абсолютно несущественную чушь. В квартире гремела музыка. На экране телевизора показывали очередной голубой огонек, или как он там назывался, и певец Филипп Киркоров, воодушевленно и пафосно тряся копной накрученных волос, беззвучно открывал рот, а из динамиков неслось:
We don’t need no water,
let the motherfucker burn
Burn motherfucker, burn…
– О, это прикольный сингл, – сказал Серега, – совсем свежачок. Через третьи руки достал. Его еще в релиз по-нормальному не вкинули.
– Прикольный, – согласился Гарик. – Что за группа? О чем поют?
– Сгорел сарай, гори и хата, – нетерпеливо произнес Димон, – пошли бухнем.
– Ага, надо бухнуть, а то я совсем протрезвел, – воодушевился Серега, – пошли, кенты, пошли!
– Сереженка, мы тоже по винцу пройдемся, – Дашка прильнула к Димону, ущипнув его за плечо, – но только, пожалуйста, сразу после этого включи доунт спик.
– Ну, все… – обреченно вздохнул Гарик, хлопнув себя по лицу, – Серый, а у тебя нет больше развлечений? Не знаю, книжка есть какая-нибудь?
– Я тут читаю Кинга, у меня в моей комнате на тумбочке лежит, – Серега немного замялся, – что-то он у меня плохо идет. «Бегущий человек» … помнишь кино со Шварцем? Ну, так же называлось?
Гарик кивнул.
– Ну так вот, фильм как бы по этой книге, только там вообще все по-другому… вообще все.
– Так, может, я почитаю? – предложил Гарик. – Я, конечно, в ужастики не особо вдупляю, но все лучше, чем этот ваш доунт спик.
– Это не ужастик. Иди читай, спи, что хочешь делай, я тебе эту книжку могу подарить даже, но-о-о… – Серега расплылся в улыбке, – сперва ты с нами выпьешь и покуришь на балконе. По рукам?
– Без базара…
– Вот это я понимаю, кент! Кентяра, дай пять! Дай пять, говорю!
Мы танцевали до утра, а Гарик, запершись в спальне, читал Стивена Кинга. Как показал мой дальнейший жизненный опыт – не самый худший способ скоротать новогоднюю ночь. Но мы ни о каком жизненном опыте не думали. Мы, кажется, вообще ни о чем не думали. Мы только ощущали. Мы просто танцевали. Я и Маринка смотрели друг другу в глаза и верили, что наступивший год для нас двоих будет чем-то невероятно фееричным. Каждый медляк мы начинали с чувственного поцелуя с языком. И каждый раз Маринка шептала: