Временами, надо сказать, Денис форменным образом пугался этой общей жадности до нового и думал, что наступит – и уже не так уж чтобы нескоро – момент, когда он больше ничего не сможет им дать. В такие минуты он остро ощущал, что сам очень и очень мало знает и умеет. Да, легко быть пионером, когда вокруг много взрослых, которые готовы помочь. А если большинство взрослых просто-напросто не понимают, какая помощь тебе нужна?!.
…Прозвеневший звонок заставил Дениса отвлечься от совершенно посторонних мыслей. Остатки объяснений Франца Ильича он прохлопал начисто и на себя разозлился до такой степени, что ускользнул от неизбежного разговора с одноклассниками по чёрной лестнице и пробрался в учительскую.
Тут было пусто. Почти. Большинство учителей предпочитали проводить перемены в классах, так как со звонком практически каждого облепляла плотная куча ребят и девчонок, сыпавших вопросы, как зерно из широко развязанного мешка – неостановимым потоком. Денис в таких случаях всегда вспоминал, что однажды сказал кто-то из учителей в Петрограде (Денис подслушал случайно): «Самая большая радость в нашей профессии – это когда тебе на перемене задают вопросы!»
Но сейчас он не был настроен на воспоминания.
– А всё-таки это непедагогично, – сказал Денис сердито, усаживаясь на стул верхом. Франц Ильич, восседавший на законном директорском месте, с интересом оторвался от заполнения журнала.
– Что именно? – поинтересовался он с искренним любопытством. Денис хмуро посмотрел на директора:
– Могли бы поиметь ко мне снисхождение как к коллеге. Я им всё-таки историю преподаю, – солидно произнёс он это слово, – и астрономию. А вы мне бац – и пару.
– Пару? – пошевелил бровями Франц Ильич. – Помнится, я поставил вам, Третьяков, всего одну оценку. Хотя, если учесть, что до конца урока вы меня так и не начали слушать, возможно, вы действительно заслуживаете пару.
– «Гуся»! – поправился Денис в соответствии с местными порядками. – И какой у меня после этого будет учительский авторитет?!
– Интересная позиция, – серьёзно ответил Франц Ильич – Но, в свою очередь, хочу поинтересоваться у вас, коллега, – какой может быть учительский авторитет, если учитель не разбирается в сложносочинённых предложениях?
– Я разбираюсь… – начал Денис, но Франц Ильич довольно-таки беспощадно прервал его:
– На двойку. Что и получили, коллега. А вообще – если уж приехали из Империи, – неожиданно жёстко продолжил он, – то извольте быть примером во всём. Да-да, во всём, сколько бы сил это ни отнимало и какое бы время ни пришлось на это потратить. Да, именно так! – словно черту, подвёл он, причём уже без малейшей иронии.
На этот раз Денис промолчал, потупившись. Щёки у него полыхали. Глупый щенок, припёрся с претензиями, смысл которых: ! Уф, как стыдно, мало щёки полыхают, сейчас бы в наказание голым задом в крапиву…
– Разрешите идти? – еле слышно прошелестел мальчишка, вставая.
– Да нет уж, постойте, коллега, – Франц Ильич придвинул к себе какие-то бумаги. – За вами ещё рабочий план по предмету. Я, как помните, был на вашем уроке, – он называл Дениса на «вы» уже без насмешки, – и должен сказать, что материал вы излагаете с огоньком и на хорошем профессиональном уровне. Но вот планов ваших я пока не видел.
– Франц Ильич, – сердито произнёс Денис, тут же забыв своё смущение, – объясните мне, пожалуйста, зачем вам вообще написанные на бумаге планы? У меня есть заметки, которые помогают мне вести уроки. Это я понимаю. Но учителя ведь кучу времени… простите, много времени тратят на то, чтобы подробно расписать: скажу то-то, спрошу то-то, тема такая-то. Да ещё и записать «согласно стандартам». По-моему, лучше всего оформленные планы – у самых малопригодных педагогов, вот! – закончил Денис почти яростно.