Он праздно жизнь свою проводит,
Во всех забавах верховодит.
Пиров Чаян не пропускал,
На ловах днями пропадал.
Молодчик слишком своеволен,
Посадник сыном не доволен.
И наставления отца,
Проходят мимо молодца.
***
Головка русая склонилась,
Из уст девицы песня лилась.
Певунья ягоду рвала,
Почти лукошко набрала.
Витает земляничный запах,
Играет луч в еловых лапах.
Хор пчёлок-тружениц жужжит,
Над юной девушкой кружит.
Созрело лакомство лесное,
Налилось сладостью на зное.
Само в корзинку просит взять,
И с кустика быстрее снять.
Красавица стан распрямила,
Краюшку хлеба надломила:
- Вот, леший-батюшка, прими,
Гостинец мой себе возьми.
По лесу ветерок пронесся,
Деревьев треск и скрип разнёсся.
Птиц голосами лес запел,
И воздух будто загустел.
Лесной хозяин пробудился,
Средь сосен ближних затаился.
За девушкой он наблюдал,
И взглядом долгим провожал.
Она на ногу припадала,
По стежке медленно ступала.
Но, не смотря на свой недуг,
Затмила красотой подруг.
Глаза, что небо грозовое,
Изменчивое, штормовое.
В них буря злится и кипит,
И глубиной своей манит.
Лик красно-солнце целовало,
Веснушек россыпь разбросало.
Румянец алый на щеках,
Бросает тень ресниц размах.
Стройна фигурка и точёна,
Всем хороша была Дарёна.
Да тяжкий выпал ей удел –
Никто брать в жёны не хотел.
***
Вздыхала вечером Умила,
Над вышивкой лицо склонила.
Дочь рядом полотно ткала,
Узор диковинный плела.
Уж закатилось красно-солнце,
Трещит лучина на оконце.
И пляшут тени от огня,
Холодный свет луны тесня.
На сердце матери тревожно,
Ей усидеть на месте сложно.
Беду предчувствует оно,
Вернуться должен сын давно.
С утра на ловы он умчался,
Лишь плащ по ветру развивался.
Горяч был у Чаяна конь,
По жилам тёк его огонь.
Настало царство звёздной ночи,
Умила не сомкнула очи.
Молитвы обережьи, мать,
За сына принялась шептать.
Дарёна матушку обняла,
Из слёз дорожку вытирала.
Итак, вдвоём до зорьки с ней,
От брата прождала вестей.
Рассвет встречал дождём холодным,
Кольцом из туч, тяжёлым, плотным.
Метает стрелы бог-Перун,
Вдруг за забором ржёт скакун.
Холоп ворота отворяет,
Во двор конь взмыленный влетает.
Повисло на боку седло,
От бега лошадь повело.
К воротам кинулся посадник,
Что если там найдётся всадник?
Но лишь глухой поток дождя,
Как из ведра лил не щадя.
Минула долгая седмица,
Надежда гасла по крупицам.
Исчез бесследно молодец,
От горя стал седым отец.
Вернулись други, что с ним были,
Да только всё они забыли.
Не смог от них узнать Деян,
Где сгинул сын его, Чаян.
***
Бегут косули врассыпную,
Их топот тишь будил лесную.
Тонула чаща в гвалте птиц,
В норе укрылся клан лисиц.
Свистят охотничие стрелы,
Потрескивают самострелы.
От крови алая трава,
Росой заплакала листва.
Скрипел от боли лес дремучий,
И прокатился стон тягучий.
Обрушился на землю гром,
И потемнело вмиг кругом.
Дрожит земля как при ознобе,
Шумят деревья в дикой злобе.
И расступаются хрипя,
По людям ветками лупя.
Старик лохматый, мхом поросший,
Зелёной бородой заросший.
На посох, опираясь, шёл,
Тулуп его землицу мёл.
Пожаловал хозяин леса,
И спала черноты завеса.
Плескался гнев в его глазах,
В людей вселяя дикий страх.
Испуганно заржали кони,
И заметались, как в загоне.
Порвать уздечки норовят,
Копытами землю долбя́т.
Чаян в седле не удержался,
От боли вспыхнувшей он сжался.
С колен поднялся он с трудом,
И потянулся за мечом.
Руку поднял неспешно леший,
И зарычал он по-медвежьи.
Он на Чаяна указал,
Раскатисто ему сказал:
- Почто законы попрекаешь,
Зверьё без меры истребляешь?
Не голод в лес тебя ведёт,
С тобою рядом смерть идёт.
Ты словно ветер непокорный,
В своих бесчинствах злой и вздорный.
Кровавый стелешь всюду след,
Принёс ты лесу много бед.
За буйство ждёт тебя расплата,
Высокой будет твоя плата.
Ты не воротишься домой,
Отныне ты прислужник мой!
Затрясся леший в смехе диком,
Чаян же подавился криком.
Налилось сердце пустотой,
И взгляд стал мёртвый, неживой.
Старик степенно развернулся,