- Сходи к волхву, - Умила просит,
Пусть руны он на сына бросит.
Хоть скажет: жив он, али нет,
- И не проси, - звучит в ответ.
- Уже забыла его речи?
Как он вещал нам недалече.
И чадам долю предрекал,
Посадник ей напоминал.
- Дочь колченогой народилась,
Напрасно ты богам молилась.
Не то, что князь, простой кузнец,
Не ступит с нею под венец.
А сын прославился пирами,
А не ратничьими делами.
«Остепенится» - думал я,
Надежду слабую тая.
Но мы лишь только полагаем,
Что ожидает нас, не знаем.
Коль предназначено судьбой,
Мы с этой справимся бедой.
***
Олесь Дарёну заприметил,
Он возле рощи её встретил.
Пришла! В нём радость разлилась,
По телу ветром пронеслась.
Пролеском по ветвистой тропке,
Олесь с Дарёной вышли к сопке.
Пригрело солнышко, жара,
Передохнуть пришла пора.
Журчит недалеко криница,
Ох, и студёна в ней водица.
К ключу Дарёна подошла,
В ладошки воду набрала.
Вкусна, да только стынут зубы,
Дарёна облизнула губы.
Вгляделась девушка в родник,
И не сдержала громкий крик.
Олесь немедля к ней примчался,
За руки ледяные взялся.
Дыханьем стал отогревать,
И нежные слова шептать.
- В воде я чудище видала,
Олесю девушка сказала.
- Косматый, будто бы медведь,
Всё что успела разглядеть.
К мужчине девушка прильнула,
От глаз девичьих ускользнуло.
Как он внезапно помрачнел,
И взгляд, что туча, потемнел.
***
Глаза в воде, с тоской смертельной,
С печалью острой и безмерной.
Приснились девушке во сне,
В них звёзды слёз на самом дне.
Так чудище смотреть не может –
Как будто что-то его гложет.
Так смотрит только человек,
Что обречён, страдать навек.
Ещё бы раз с ним повидаться,
И перемолвить попытаться.
Сердечко де́вичье стучит,
В груди сжимается, саднит.
На страх, сковавший, не взирая,
Идёт к ключу она, хромая.
Надежда страха в ней сильней,
Чем ближе, тем она бледней.
К кринице девушка ступила,
И камнем неживым застыла.
Лесной шатун припал к воде,
Собрались капли в бороде.
- Чаян, - зовёт сестра несмело,
И вмиг кругом всё зашумело.
Не буря и не круговерть,
Колышется земная твердь.
Что жилы корни дуба вздулись,
И ветки вверх его взметнулись.
Неведомо, как о́жил он,
Издав протяжный, тяжкий стон.
Лешак шалит озорничая,
Обличье древа принимая.
Могущественный володарь,
Лесного царства государь.
- Что надобно, тебе девица?
- Твоего холопа я сестрица!
- Пожаловала с чем сюда?
- Да, привела меня беда.
- Я братца долгий час искала,
Живым найти и не гадала.
А он родимый, вот живой!
Прошу, пусти его домой.
Дуб вековой шумит, качаясь,
В беззвучном смехе задыхаясь.
Листочки падают, кружась,
На землю полотном ложась.
- Не просто так, твой брат здесь ту́жит,
Он за дела худые служит.
Несёт он плату по вине,
Так можешь передать родне.
Дарёна на колени встала,
Смиренно лешему сказала:
- За братов грех, отвечу я,
И кара будет пусть моя.
Шумит, яри́тся ветер в кронах,
Согнув деревья все в поклонах.
Лес радостно зашелестел:
- Теперь, ты наша, - он запел.
***
Из елей изгородь живая,
Стоит хоромы укрывая.
Дарёна нынче в них живёт,
Хозяйство неспеша ведёт.
Сутра растапливает печку,
За тем выходит на крылечко.
А там Дарёну звери ждут,
Когда им лакомства дадут.
Орехи носят ей бельчата,
Медок – топтыжки-медвежата.
Таскают мыши в дом зерно,
Им короба, забив давно.
В печи Дарёна парит кашу,
А вечерами вяжет пряжу.
И день, и ночь – всегда одна.
В лесной избе заточена.
Лишь только вспыхнет в небе зорька,
Как на ногах уже Дарёнка.
Не скрылось от девичьих глаз,
Что гость бывает всякий раз.
Водой наполнена кадушка,
Дрова наношены в избушку.
И пуст с вечерею горшок,
Ей наготовленною впрок.
Не спит затворница лесная,
Ночного гостя поджидая.
Открылась в полночь в избу дверь,
Ну, всё, не скроешься теперь.
Дарёна тихо встала с ложа,
Пылает как при стуже кожа.
От неизвестности томясь,
Ступает, больше не таясь.
В сиянье месяца младого,
В дорожке света золотого.
Застыли силуэта два,
Дыханье слышится едва.
Не может быть, так не бывает,
Дарёна это понимает.
Сорвалось с губ её: Олесь?
Но как ты оказался здесь?
А он пугающе спокоен,