Эдольф недоверчиво подошел поближе, но снова отступил назад.
– А тебе-то какой прок от этого "дара"?
– Вот олух так олух! – Улыбка Озрика сопровождалась на этот раз хриплым смешком. – Не хочешь, как хочешь. Ничего не стану для тебя делать, мне будет только спокойней.
Эти слова почему-то успокоили несчастного, и он подошел вплотную к решетке.
– В ту ночь, когда ты так глупо попался, исчезла и графская дочь. Отец, разумеется, подозревает этого Орла, кого же еще! Негодяй, вероятно, на этом не остановится и утащит также и твоего «приятеля», злого мальчишку. В конце концов все, конечно, образуется, принц будет наказан, дети возвращены, да только для начала граф все же найдет какого-нибудь козла отпущения, на котором и выместит весь свой гнев и отчаяние. А последнего-то я и не хочу.
– А козлом этим, значит, буду я? – Лицо Эдольфа дрогнуло.
Озрик довольно кивнул, и оранжевый свет факела зловеще заиграл на его проплешинах.
– Вот именно. Раньше или позже, граф все равно сорвет на тебе зло за все несчастья, пусть даже они никакого отношения к тебе и не имеют. Но я-то человек порядочный и пытался уже отговорить его от этой затеи – увы!.. – Озрик театрально раскинул руки, в которых заманчиво поблескивал металлический ключ. – Увы, и тогда я решил сам спасти тебя от позорной и страшной участи. – Голос сакса вновь стал тихим и вкрадчивым. – Так прими же мой дар, а вместе с ним и тайную переправу в Нортленд, где тебе будет обеспечено надежное убежище.
Никогда бы наученный жизнью Эдольф не поверил сладким речам и лживым обещаниям известного всему Рэдвеллу предателя, но соблазн вырваться на волю был столь велик, что отказаться от него казалось невозможно; а уж на свободе-то он сам сумеет позаботиться о себе. Узник решительно тряхнул нечесаной головой, и Озрик моментально отпер вонючую клетку. Дверь, скрипнув, широко растворилась, выпуская Эдольфа, который немедленно последовал за своим освободителем, грубым шепотом посвящающим его в подробности побега из столь негостеприимных стен замка Рэдвелл.
Встало солнце, и огромный нижний зал дома принца Уэльского наполнился яркими лучами солнца, бьющими сквозь раскрытые ставни. Однако победный свет весьма плохо гармонировал с хмурыми лицами двоих мужчин и мальчика-подростка.
– Я и сам толком не понимаю, что все это значит, да и уж так ли это важно, но Оувейн считает, что ты должен быть в курсе. – Серьезные глаза Дэвида упрямо посмотрели на утомленного Райса.
Вчера, вернувшись с прогулки по лесу, мальчик в подробностях описывал старшему брату все те странные встречи, свидетелем которых он был, а тот, не говоря больше ни слова, немедленно повел его к самому принцу, чтобы Дэвид рассказал Райсу эту таинственную историю от начала и до конца. Мальчик так и сделал, добросовестно постаравшись ответить на попутно возникающие вопросы.
– Ты поступил правильно, и я очень благодарен тебе за помощь. – Райс протянул смущенному мальчику широкую ладонь, и тот, сознавая, какая честь оказывается ему подобным жестом, с горделивой радостью поспешил подать свою.
Стоявший за спиной брата и не проронивший ни слова, Оувейн неожиданно откашлялся и тихо проговорил:
– Ну, тогда пошли-ка поскорей, мой мальчик. Дома дел видимо-невидимо.
Дэвид послушно поднялся и встал рядом с братом. Райс молча им улыбнулся и еще раз мысленно поблагодарил Бога за то, что у него есть такой друг, с которым можно обсуждать не только дела войны, но и темы, касающиеся любви, женщин, неудавшихся помолвок и поруганных невинностей. Обо всем этом они с Оувейном успели весьма горячо переговорить, когда ранним утром бородач нашел его на подозрительно спокойной границе и попросил приехать выслушать рассказ брата. И теперь принц понимал, что невообразимое количество домашних хлопот ничто по сравнению с одной-единственной и самой главной – найти Гранию. Выигравший бой, проигранный Райсом, Оувейн поднялся сегодня ни свет ни заря и с ужасом обнаружил, что его возлюбленная Грания исчезла. Не оказалось ее и в доме Райса, который все утро мучился вопросом, чем вызвано нежелание сестры вернуться туда: опасением, что ее действительно выдадут замуж за нелюбимого или же упорным неверием в его невиновность?
Линет весь этот разговор просидела у очага, протягивая к огню зябнущие тонкие пальцы и гадая, преуспела ли Грания в своем деле или нет. Однако по лицу молчаливого бородача ничего понять было невозможно. И девушке оставалось лишь предаться собственным сладким воспоминаниям о победе. Но все же таинственная история, поведанная Дэвидом, немного отвлекла ее, и с возрастающим любопытством Линет стала прислушиваться к беседе за столом. Возможная интрига меж Озриком и принцем Каудром поставила перед ней множество неразрешимых и тревожных вопросов, в результате чего она оказалась совсем неподготовленной к недвусмысленным намекам – а возможно, и обвинениям – в ее адрес со стороны Оувейна. В растерянности девушка обернулась к Райсу, ища у него защиты и объяснения столь явно выраженной неприязни бородача, но тот уже шел к дверям, чтобы проводить братьев.
– Пайвел! – Звучный голос пронесся над окрестностью, сзывая личную охрану во главе с восторженным юношей, и мощная фигура принца в ожидании замерла в дверном проеме.
Сегодня утром Линет проснулась в одинокой постели своей спальни и на мгновение затосковала о сильных горячих руках. Но это продолжалось действительно только мгновение, ибо живая память о минувшей ночи была выиграна, она осталась победительницей, но это счастливое чувство было жестоко обмануто, когда Линет, спустившись вниз, обнаружила, что Райса давно уже нет в доме. Увы, она лишь обманом получила то, чего он не хотел и не имел права ей дать. Сознание этого обмана вскоре подтвердилось и непроницаемым, как скала, холодным выражением лица принца, когда тот появился в сопровождении обоих братьев.
Разумеется, Линет с самого начала знала, что Райс никогда не простит ей этой украденной ночи, и теперь постаралась заслонить свое сердечко как можно прочнее и от боли неразделенной любви, и от гнева обманутого человека, которого она победила, застигнув врасплох, беззащитного и спящего, а то, что могло быть поставлено в заслугу доблестному воину, женщине всегда будет засчитано лишь как хитрая и непорядочная уловка. И теперь Райс имеет полное право обвинять ее именно в преследовании, то есть в том, что она упорней всего отрицала.
Открытие это было ужасно. Линет глухо застонала и заставила себя отойти в дальний угол комнаты, где лежали продукты для завтрака, который начали приготавливать, но бросили. Лучше заняться делом, и тогда, возможно, обиды и унижение отступят.
Подняв тяжелый кубок, чтобы поставить его на пустой еще стол, Линет заметила, что Райс вышел на улицу и разговаривает о чем-то вполголоса с Пайвелом, а молодой человек при этом поглядывает на нее с каким-то странным любопытством. Это заставило бедняжку Линет подумать об изменившемся отношении к ней еще и юного сподвижника принца, начавшего, вероятно, так же, как и Оувейн, подозревать ее в предательстве. Но неужели даже в его чистое сердце закралась мысль о том, что она вернулась в Кимерскую землю лишь для выполнения безумных целей своего отца?! Неужели в это поверил, наконец, и сам Райс, Райс, чью жизнь она так недавно спасла от кинжала отцовского наемника?! Но почему же тогда они разговаривают шепотом и Пайвел смотрит на нее так дико? Все утро Линет готовила себя к тому, чтобы отважно встретить реакцию принца на свою ночную вылазку, но все же оказалась не готовой к настолько открытой неприязни.
Наконец Райс и сам поглядел на нее, увидев в ответ лишь полные отчаянной боли глаза, в которых застыла безнадежность. Тогда он попытался ей улыбнуться, но улыбка получилась насмешливой и горькой и лишь усугубила ее тоску, а самого Райса полоснула по сердцу острым чувством вины. До сих пор не решался он заговорить с девушкой о событиях минувшей ночи, и вместо того чтобы стоять, молодецки упершись руками в бедра, он должен был броситься к ней и утешить.
– Сегодня утром я встретился со своими людьми, охраняющими восточную границу, и обнаружил, что твой отец оставил ее без боя. По крайней мере пока.