- Сыграем? - тряхнул доской старик, и она отозвалась дробным стуком фигур.
Доктор неуверенно согласился. Какое-то сомнение точило его смутно не объяснить и не понять. Позже он придирчиво вспоминал этот миг, но и тогда не заметил ничего - ни знака, ни приметы.
Нет, все было обыденно и привычно, даже чуткий к знамениям город жил неизменно, озабоченный собственным существованием; отдаленный гул улиц доносился издали как всегда.
Партнеры поозирались, пошарили взглядами вокруг в поисках свободного места. Все скамьи были заняты игроками, возле каждой толпились зрители, кое-кто играл стоя, прислонясь к деревьям и держа походные шахматы в руках.
Старик мотнул головой в сторону, пригласив за собой, они перешли на другую аллею, где с трудом отыскали укромное место на скамье за кустами.
Они разыграли цвет, доктору достались черные. Партнеры расставили фигуры, и старик начал без промедления Е2-Е4, первые ходы сделали быстро, почти не задумываясь, словно в пинг-понге.
С разных сторон доносились чужие голоса, неразборчивый гомон, всплески смеха, шум улиц, но игра постепенно втянула партнеров, оба стали задумываться и не замечали уже ни шума, ни голосов.
Внезапно старик запел вполголоса. Доктор от неожиданности поднял голову, глянул партнеру в лицо: погруженный в раздумья старик напевал рассеянно, и похоже, он даже не замечал, что поет. Германов узнал знакомый мотив.
Пока старик обдумывал ход, Германов успел поозираться, разглядывая соседей, взгляд блуждал по лицам, по кучкам зевак, толкущихся в стороне.
Сделав ход, старик умолк и поднял глаза, доктор принялся размышлять над своим ходом. Он умел сосредоточиться на одной мысли, отрезав себя от всего, что его окружает, и сейчас, погруженный в раздумья, он забыл о действительности и не заметил, как запел сам.
Растягивая слова, Германов отрешенно напевал, не замечая ничего вокруг. Он расчетливо прикидывал, как лучше пойти и не замечал, что партнер, едва доктор запел, уставился на него и смотрел не отрываясь, морща лоб, точно мучительно силился вспомнить что-то.
Город плавно погружался в летний вечер - улицы, площади, дома и парки; Киев окунулся в сумерки, будто в тихую мутную воду. На открытом пространстве еще длился день, в глубине парка воздух заметно густел, словно деревья источали светлую прозрачную мглу.
Германов сделал ход, оторвал взгляд от доски и молча глядел по сторонам, поглядывая украдкой на партнера. Уставясь в доску, тот напевал арию, иногда просто мычал без слов, замолкая и переводя дух.
- Я смотрю, вы тоже любите оперу, - с усмешкой заметил Германов.
- С чего вы взяли? - вперясь в доску, старик сосредоточенно обдумывал ход. - Сроду не любил.
- Как же... Арию поете...
- А-а... - кинул понятливо старик. - Только одну и знаю. В уши въелась.
- Я ее тоже наслушался. Ночи напролет слушал, - сказал доктор.
Старик оторвал глаза от доски, внимательно глянул партнеру в лицо и похоже, ждал продолжения.
- Под эту арию допросы вели, - объяснил доктор.
- Откуда вы знаете? - сдержанно и с непонятным холодом поинтересовался старик.
- Сам слышал, - ответил доктор.
Партнер смотрел, прищурясь, озабоченно морщил лоб и напрягался в сильном и явном желании вспомнить что-то.
- Служил там или сидел? - спросил он с легкой усмешкой и как-то свысока, словно знал что-то, но до поры до времени скрывал.
- Служить я там никак не мог. Сидел, конечно, - ответил Германов.
- И за что? - снисходительно, но высокомерно поинтересовался старик.
- Как за что? Странный вопрос... Разве нужна причина? Взяли и все, пожал плечами доктор.
- Без причины? - едко глянул партнер и показал всем видом, что такого случиться никак не могло.
- Без причины, - подтвердил Германов. - Зачем им причина?
- Ну-у, это все говорят! - отмахнулся партнер и заявил решительно. Должна быть причина! - лицо его исказилось от непонятной досады.
- Не было причины! Не было! - повысил голос доктор, чувствуя, как его разбирает злость.
- Да-да-да! - презрительно передразнил его старик. - С чужого голоса поешь. Ошибки случались, но таких отпускали. Разбирались и отпускали.
- Отпускали?! - желчно усмехнулся доктор. - И многих отпустили?
- Многих. Ты ведь живой!
- Ах, извините! Виноват! Простите, что не оправдал ваших надежд! поерничал Германов, раздосадованный всерьез и чувствуя, что теряет над собой власть.
- Живой, живой!.. - талдычил старик и морщился брезгливо - мол, живой, а туда же.
Они забыли об игре, фигуры сиротливо стояли на доске, и уже понятно было, что доиграть не удастся.
- Это, конечно, с моей стороны некрасиво - то, что я живой, но ей-Богу... - начал Германов, однако старик его перебил:
- Нет, почему?! Почему живой?! - настаивал он, кривляясь и гримасничая, так, что зубной протез у него во рту ерзал, обнажая десны.
- Повезло, - насмешливо развел руками доктор. - Следователь такой попался.
- Какой такой?! - старик навострился, нацелился глазами, впился взглядом в собеседника. - Добрый?
- Таких там не держали, - улыбнулся доктор. - Нет, глупый.
- Не было там глупых! - протестующе замахал указательным пальцем старик и добавил металла в голос. - Не прикидывайся! Хватит врать! Не выйдет! Не было там глупых!
- Вы-то откуда знаете?
- Знаю, знаю, наслышан. Не было там дураков!
- А мне вот попался. В психушку меня отправил, - объяснил доктор улыбчиво и даже чуть свысока. - Впрочем, я на это рассчитывал.
- Как рассчитывал? - партнер как будто споткнулся на ходу и смотрел озадаченно в поисках невидимой преграды.
- Я там им такой театр устроил. Следователь меня в больницу отправил, решил, что я сумасшедший. А врачи подержали и отпустили. Я тогда из Киева уехал, в институт поступил.
- Значит, ты меня обманул, - неожиданно с горечью признался партнер, и глаза его наполнились слезами. - Обманул меня! Надул!
- Как?! - не поверил Германов и прошептал едва слышно. - Это вы?!
- Надул ты меня, надул!.. - горько заплакал старик, скорбь его была неподдельной. - Обманул!.. Я думал, ты впрямь... а ты...
Говорить ему было тяжело, слова давались с трудом, он всхлипывал и сморкался, размазывал слезы по лицу, глотал, но справиться с собой не мог: кромешное горе застило свет.
- Боже, какое счастье! - прошептал доктор. - Я нашел тебя! То-то смотрю, лицо знакомое.
- Обманул ты меня!.. Обманул!.. - безутешно горевал партнер и стонал, раскачивался, словно от невыносимой боли. Однако он не притворялся, его на самом деле жгла и душила невыразимая печаль.
В сердцах он смахнул с доски фигуры, они брызнули в разные стороны, а старик, зажмурившись, мотал головой и выл от досады, что его когда-то так провели.
- Ты не представляешь, как я рад. Все годы я мечтал, что встречу тебя, - сердечно говорил доктор партнеру, как бы в надежде, что тот разделит его радость, лицо его ожило и светилось от счастья, на губах играла торжествующая улыбка. - Все годы я мечтал, что встречу тебя, встречу и расскажу. Я уже надежду потерял, думал - умру не встречу. Нет, есть все-таки на свете справедливость, есть! Ах, как мне повезло, правда?
Партнер задрожал, затрясся, сцепив зубы, вскинул двумя руками доску над головой. Он бы ударил доктора, но Германов успел вскочить, ухватил доску, они тянули ее каждый к себе - со стороны, должно быть, забавная была картина: шахматная партия перешла в рукопашную. С разных сторон на них смотрели люди.
- Эй, старики, что не поделили?! - крикнул им кто-то из шахматистов.
- Звание чемпиона мира! - смеясь, ответил один из зрителей.