Сняв на лестничной площадке обувь, чтобы не испачкать не смытыми остатками навоза ковры, которые мне бы и пришлось оттирать, я на цыпочках прошла через две проходные комнаты – курительную и ломберную, свернула налево и углубилась в личные покои виконта. Вот дверь его спальни, кабинет рядом.
Постучавшись, приготовилась принять мученическую смерть. Не стоило даже надеяться, что хозяин позвал меня, чтобы дать какое-то поручение.
- Входи, - его раздраженный тон развеял самые призрачные чаяния.
Потупившись, покорно сложив руки на животе, я переступила порог и опустилась на колени: всё равно потребует это сделать. Глаза вперились в бардово-золотой ворс ковра, выхватив краешек растительного узора.
- Изображаешь покорность? – он подошел и вскинул мой подбородок, заставив посмотреть на себя. – Раскаянья я не вижу. Похоже, ты совсем не жалеешь о случившемся. Наказание было слишком мягким? Зеленоглазка, я задал вопрос!
Я вздрогнула и испуганно облизнула губы: во второй руке норна была плеть. Видимо, сейчас он изобьёт меня повторно, без свидетелей и с большей жестокостью.
- Советую отвечать, когда я спрашиваю, - норн больно запрокинул мне голову. – Ты хоть понимаешь, что натворила? Оскорбила моего гостя. В моём доме. В моём присутствии. Будучи моей торхой. Часть тени этого оскорбления ложится на меня как твоего хозяина. Знаешь, что я должен был с тобой сделать?
Свист рассекаемого плетью воздуха заставил закрыть глаза и сжаться сердце. Но удара не последовало.
- Ты не имеешь права в чём-то упрекать, обвинять, а, тем более, оскорблять норна. Любого норна. За публичное оскорбление аверда тоже полагается наказание, - хозяин отпустил меня и начал расхаживать по комнате, поигрывая плетью. – Ты должна молчать, что бы они ни говорили и ни делали. Законом тебе дозволяется сопротивляться только в двух случаях: если кто-то попытается овладеть тобой силой или покалечить. Но и здесь ты должна позвать на помощь кого-то из моих людей. Тебе повезло, что ты не причинила Анафу никакого вреда, а то бы познакомилась с квитом. Кричала бы так, что в соседней деревне было слышно. И не факт, что после этого осталась бы торхой.
- Между прочим, - он остановился напротив меня, - за оскорбление норна торхе положено от десяти до сорока ударов плетью, а ты отделалась семью. К тому же их смягчала одежда, хотя пороть тебя следовало обнажённой. Цени мою доброту.
Я покорно поцеловала подставленную руку.
Сорок ударов плетью я бы не вынесла…
- Надеюсь, подобное не повторится.
- Да, хозяин, - прошептала я.
- Свободна!
Не веря, что так легко отделалась, я встала и, поклонившись, выскользнула за дверь.
Через неделю после наказания должен был состояться праздник в честь начала уборки урожая. Я планировала пойти туда вместе со слугами, хотела попросить разрешения у хозяина, но теперь, похоже, на моих вылазках из замка можно было поставить крест. А я-то так хотела побывать в городе, вернее, скажем иначе – мне периодически жизненно необходимо было бывать в городе. Да и на праздник хотелось: все там будут, а я останусь сидеть в своей башне, призраком бродить по замку. Даже норн к себе не позовёт: через два дня он куда-то уезжает, мельком обмолвился.
А вдруг возьмет с собой? Он ведь говорил, что торха должна повсюду следовать за хозяином.
Перестилая постель в спальне норна, меняя полотенца в ванной и доливая благовония (Сара выдавала их под личную ответственность, специальным нестираемым мелком ставила зарубку на сосуде, а потом строго проверяла, не поддалась ли служанка соблазну украсть немного для своих нужд), я думала, стоит ли заводить разговор на тему праздника.
Хозяин не звал меня несколько дней, что-то писал ночами в кабинете. Один раз вроде бы желал со мной уединиться, но, видимо, мой изможденный вид отбил всякую охоту. Я была ему благодарна: спина болела, я одна-то спала с трудом. Много плакала, чувствовала себя разбитой, да еще эти ежемесячные мучения, на нервной почве пришедшие раньше срока…
Заслышав шаги, вздрогнула, прижав к груди стопку полотенец.
Я не смогу, не умею я просить. Да и страшно. Может, и не стоит вовсе? Ничего, посижу одна, подумаю о своей горестной жизни…
Снова встало перед глазами лицо матери, вспомнился дом...
Если бы не война, я бы уже окончила школу, к свадьбе готовилась. Мы с Иахимом ели бы ягодное мороженое, любовались закатами. Он бы меня в первый раз поцеловал. Всего этого меня безжалостно лишили. Хорошо, хоть я не любила Иахима, просто привязалась, как к другу, а то бы точно наложила на себя руки.
Всхлипнув, я положила полотенца на место, наклонилась, поправляя баночки на полочках, проверила, до блеска ли оттёрли ванную хыры.
Тоска, мёртвой хваткой вцепившись в горло, не отпускала. Не выдержав, я села и, уткнувшись в бортик ванной, разрыдалась. Беззвучно: я привыкла, что здесь можно плакать только так, не привлекая внимания.
Кевар, как я хочу обратно в Кевар! Я не желаю быть вещью, чьей-то игрушкой, я хочу к отцу, маме, подругам! Хочу стоять за прилавком в папиной лавке, щупать отрезы тканей, вдыхать их запах, хочу печь вместе с нашей кухаркой пироги, хочу поехать с компанией друзей загород, покататься на лодке, посидеть среди высокой травы, намазывая на хлеб взбитый с малиной творог. Я хочу домой!!!
- Зеленоглазка? Лей? – при звуке его голоса я разрыдалась ещё больше.
Что ему нужно от меня, зачем он меня мучает? Неужели в Арарге так мало женщин, что требуется похищать их в других странах, надевать на них ошейники, унижать, принуждать быть ласковыми? Почему они не делают это с араргками? Есть же, в конце концов, женщины, которые сделают за деньги всё, что хочет мужчина.
- Что случилось?
Я вздрогнула, когда хозяин поднял меня на ноги. Потянулась за мешком с грязным бельём, чтобы откланяться и уйти, сбежать в прачечную, но норн буквально выволок меня из ванной и усадил на кровать.
Нет, я не желаю, чтобы он успокаивал меня подобным образом!
Но хозяин просто протянул мне стакан воды:
- Выпей и успокойся. Что там у тебя произошло?
Вроде бы норн не сердится, вроде бы беспокоится. Но не обо мне – о своей игрушке, на меня ему наплевать.
- Ничего, хозяин, простите. Я сейчас быстро закончу уборку. Если угодно, я могу прийти позже, - сделав несколько глотков, я встала, прошла в ванную и тщательно вымыла стакан.
- Мне угодно знать, почему ты плакала. Кто-то тебя обидел?
Я отрицательно покачала головой.
Возможно, стоит спросить его о празднике? У него хорошее настроение…
- Хозяин, а можно мне… Наверное, мне отныне запрещено покидать стены замка? – упавшим голосом вымолвила я, заранее приготовившись к положительному ответу.
- Так вот в чем дело! – рассмеялся норн и привлёк к себе. – Хочешь вместе со всеми на праздник начала сбора урожая? Это очень хорошо, что ты понимаешь, что не достойна пойти туда и должна быть наказана.
Я кивнула, безропотно позволяя ослабить шнуровку платья. Ну да, столько дней воздержания… И ему плевать на мои желания, на то, что у меня болит живот и что я только что постелила новые простыни. Надеюсь, ему хоть противно станет.
Но хозяин ограничился моей грудью и, запустив пальцы под бюстье, неожиданно произнёс то, чего я не ожидала услышать:
- Я ведь могу и отпустить тебя. А, Зеленоглазка, ты очень хочешь на праздник? Попроси!