Она разделась в тени и села на бережку, свесив ноги в воду. Нет, с Крузе ей красотой не поспорить, она давно это знает. Правда, старость еще не коснулась ее тела; кожа нисколько не увяла; никогда не кормившие груди были упруги. Она сама не пожелала иметь детей, потому что их отцом мог быть лишь один человек, только с ним она могла бы обрести душевный покой. Но, увы, жизнь не всегда складывается гак, как мы этого хотим. Ее жизнь — работа там, где трудится он.
Ну, что ж…
Гарша поплавала на глубоком месте, немного полежала на воде, глядя в синеву неба, куда устремлялись желтовато-зеленые ветви ив.
А потом продолжила свой путь над речкой, которая свернула в сосновый бор и, попрыгав по каменным порожкам, выбегала на простор.
Простор начинался большой рекой. В нее и впадала эта речушка.
Лес тут отступал от берега большой реки, трепещущий от жары воздух густо пахнул смолой. Кругом высились груды бревен, землю устилала сосновая кора — излюбленный материал для корабликов у мальчишек. Гарша шла по разогретому солнцем толстому слою этой коры.
Полуголые мужчины в старых шляпах, защищавших их головы от солнца, ловко орудуя баграми, скатывали бревна по лагам в реку. Бревна падали в воду, вздымая фонтаны брызг и, сталкиваясь, издавали звуки, похожие на приглушенные, короткие гудки. Потом сосновые и еловые стволы с белыми насечками, оставленными смолокурами, отправлялись в дальний путь вместе с водами маленькой речушки.
— Краля, — заметил кто-то.
Мужчины распрямили спины.
Верзила Вагулис по привычке прищурился. Но тут узнал в женщине Гаршу и, видимо, вспомнив, как она отбирала у него курево в санатории, машинально вынул изо рта сигарету. Потом спохватился, что он не в санатории, а на лесоскладе, усмехнулся и опять сунул сигарету в рот.
Гарша подала руку.
— Здравствуйте! Бог помощь!
— Спасибо! — поклонился Вагулис и крепко пожал протянутую руку. — Садитесь, передохните.
Вагулис расстелил на толстом бревне свою парусиновую куртку. Они сидели и глядели на реку; огромные стволы деревьев уплывали, становясь все меньше и меньше.
— Как здоровье? — поинтересовалась Гарша.
Вагулис согнул руку в локте и ребром ладони ударил себя по бицепсу.
— В порядке, — ответил он.
Тогда Гарша пристально поглядела на Вагулиса.
— В санатории вы, бывало, частенько цапались с доктором Эгле…
— Такой уж я от рождения: не терплю замечаний, хоть и знаю, что неправ. Кабы не он, я сейчас тут не сидел бы.
— Помните, стало быть, добро? Иногда о нем забывают.
— Я не из таковских, — почти обиженно возразил Вагулис и даже губу оттопырил.
— Тогда помогите спасти его, — просто сказала Гарша.
— Я — доктора?! — Такое предложение показалось Вагулису шуткой.
— Я вам все сейчас объясню.
И сестра Гарша рассказала, что Эгле долгие годы просматривал на рентгене легкие больных, и о том, что существуют болезни пострашней туберкулеза. И, наконец, о том, какая предстоит операция.
Когда они встали, Вагулис сказал:
— Мы, плотогоны, народ дружный — если один ушел под воду, остальные вытаскивают. Поможем Эгле. — Вагулис задумался, помахал выгоревшей шляпой и спросил: — А к нему вместе с мозгом не перейдет мой нрав? Ничего хорошего ведь во мне нету; я и забияка, и курильщик заядлый…
Гарша от души рассмеялась, и на радости, что ее надежды оправдались, она смеялась искренне и долго.
— Нет, не перейдет. А потом он и сам спорщик, да и курильщик тоже.
Вагулис задумчиво глядел вслед шагавшей к лесу по сосновой коре Гарше. Потом наподдал сапогом сухой сук так, что тот отлетел в реку.
— Шабаш, старики. Поговорить надо.
Мужчины поговорили и стали опять скатывать баграми бревна в реку. Снова, разметывая брызги, полетели в воду тяжелые лесины, их подхватывало течение и несло далеко, в еще большую реку, чем эта.
Теперь по утрам они пили кофе втроем — Янелис тоже. Миновали те одиннадцать лет, когда надо было вставать ни свет ни заря и лететь в школу. Миновали и те недели отдыха, когда он, услышав утром, что часы в гостиной пробили семь раз, как бы наперекор установленному правилу, блаженно переворачивался на другой бок и спал до тех пор, пока голод не будил его. Но наскучило спать, загорать и купаться, потому что девушка с косой работала на колхозном огороде — юной женщине нужны были деньги на платье, а родители заявили, что пора зарабатывать самой.
Из сада на веранду тянуло сыроватым, бодрящим утренним воздухом, словно рукой снимавшим остатки сна.