Пессимизм реалистический сильно отличается от пессимизма мистического. Первый, по существу, интеллектуален, тогда как второй — главным образом связан с чувством. Определяющей причиной одного является созерцание действительности; началом другому служит известное состояние души. Мистический пессимизм противоположен языческой жизнерадостности; реалистический пессимизм противоположен идеалистическому оптимизму. Оптимист видит мир в прикрашенном виде, его более поражает то, что в человеке есть великого, благородного, великодушного, чем человеческое безобразие и убожество; он верит во внутреннюю правду вещей, которая обеспечивает торжество добра над злом, и наказание зла как в индивидуальной, так и в общественной жизни, и в исторической эволюции. Пессимист считает такое оптимистическое представление о мире или невольной иллюзией лишенного проницательности идеалиста или добровольным ослеплением, другими словами, — ложью сытого, который хочет уверить всех, что все к лучшему в лучшем из миров, или труса, который боится взглянуть правде в глаза. Реалист видит, или думает, что видит, действительность такою, какова она есть, то есть пошлой и печальной и описывает ее такою, какою видит, ничего не скрашивая и не смягчая. Человек кажется ему безобразным, а главное мелким. Он поражен не только основною душевною пошлостью людей толпы, «стада», во даже и в самых высших индивидуумах он различает недостатки, которые обезображивают или унижают их. Если верить пессимисту, — то общество — глубоко испорчено, основано на несправедливости, безжалостно к слабым, которых давит с отвратительной суровостью; оно держится на лживых условностях, с помощью которых счастливцы дня лицемерно стараются обмануть других или скрыть от самих себя серьезность положения.
Впрочем, реалистический пессимизм может вести к самым противоположным заключениям, давая самые разнообразные результаты в хорошую или в дурную сторону, и решить: полезен он или вреден вообще — невозможно. Так как он склоняет человека к недовольству данным своим положением, то он является пружиною всякого прогресса; все великие революционеры в большей или меньшей степени — реалистические пессимисты; — в то-же время он является началом того глухого недовольства, которое разъедает устаревшие общества и бывает прелюдией разложения их; он действительная причина самых благодетельных реформ и самых бесплодных сотрясений, он — принцип деятельности или смерти. — В своей крайней форме — это абсолютный нигилизм какого-нибудь Нитцше, который видит во вселенной продукт слепой и в высшей степени безразличной необходимости и читает историю кровавою и грубой бессмыслицей, который подвергает сомнению такие наиболее общепризнанные «ценности» как истина и добро, и провозглашает «смерть Бога», абсолютную тщетность всякой надежды на что нибудь по ту сторону могилы, всякой веры в сверх-индивидуальный идеал.
Ибсен, несомненно, должен быть отнесен в категорию реалистических пессимистов. С эпохи появления первых его бытовых пьес он обнаруживается перед нами, как неумолимый аналитик, холодно отмечающий недостатки современного человека и общественного организма. Он не щадит ни одного общественного класса. Он открыто обличает испорченность «столпов общества», вроде консула Берника, который идет почти на преступление, чтобы увеличить свои барыши и потушить скандал, или вроде камергера Альвинга, пьяницы и порочного человека, превращающего свой дом в притон постыдного разврата. Он немилосердно бичует смешные стороны и душевную низость представителей церкви, которых он рисует то интриганами, под покровом религии скрывающими самое светское честолюбие, то лицемерами, снисходительно относящимися к пороку, который нарушает общественные условности и вызывает скандал. Ибсен точно также не щадит я политиков — эгоистических и ограниченных консерваторов, и честолюбивых и горячих радикалов, выставляя и тех и других с их отсутствием убеждений и добросовестности, с их исключительным стремлением к влиянию и власти.